21
Но я ничуть не хуже и не злее,
Чем Меланхтон и даже Моисей,
Я обижать невинных не умею
По самой щепетильности своей;
Скажите мне, какого ж фарисея
Затронул я безвинно? Я — злодей?
Я — мизантроп? А злобные оравы,
Травившие меня, выходит, правы?
22
Но возвращусь к роману моему.
Роман хорош, я в этом убежден,
Хотя не посчастливилось ему
Быть понятым, как был задуман он.
Не скоро миру явится всему
Свет истины. Пока я принужден
Смириться, пребывая в ожиданье;
Я с Истиной делю почет изгнанья!
23
Вот наш герой, судьбой своей влеком,
В полярную столицу поспешает
К вельможам, пообтесанным Петром.
Теперь сия империя стяжает
Немало лести. Жаль признаться в том,
Но и Вольтер хвалой ее венчает
По мне же, самодержец автократ
Не варвар, но похуже во сто крат.
24
И вечно буду я войну вести
Словами — а случится, и делами!
С врагами мысли Мне не по пути
С тиранами Вражды святое пламя
Поддерживать я клялся и блюсти.
Кто победит, мы плохо знаем с вами,
Но весь остаток дней моих и сил
Я битве с деспотизмом посвятил.
25
Довольно демагогов без меня:
Я никогда не потакал народу,
Когда, вчерашних идолов кляня,
На новых он выдумывает моду.
Я варварство сегодняшнего дня
Не воспою временщику в угоду.
Мне хочется увидеть поскорей
Свободный мир — без черни и царей.
26
Но, к партиям отнюдь не примыкая,
Любую я рискую оскорбить.
Пусть так; я откровенно заявляю,
Что не намерен флюгером служить.
Кто действует открыто, не желая
Других вязать и сам закован быть,
Тот никогда в разгуле рабства диком
Не станет отвечать шакальим крикам.
27
Шакалы! Да! Я имя им нашел,
Поистине достойное названье;
Случалось мне у разоренных сел
Их мертвенное слышать завыванье.
Но всех, как наименьшее из зол,
Шакал еще достоин оправданья;
Шакалы служат льву, я видел сам,
А люди — угождают паукам.
28
О, только разорвите паутину
Без паутины их не страшен яд!
Сплотитесь все, чтоб устранить причины,
Которые тарантулов плодят!
Когда же рабски согнутые спины
Все нации расправить захотят?
Защите поучитесь героической
У шпанской мухи и пчелы аттической.
29
О результате славного похода
Царице Дон-Жуан депешу вез;
Убитых — как траву, а кровь — как воду,
Ей доблестный фельдмаршал преподнес.
Великое побоище народа
Екатерину заняло всерьез:
Она, следя за петушиной дракон,
Своим лишь восхищалась забиякой.
30
И вот в кибитке скачет мой герой.
Не пользуйтесь проклятой сей коляской,
Особенно осеннею порой!
Но, увлечен грядущего развязкой
И вымысла заманчивой игрой,
Он только сожалел, намучен тряской,
Что не крылаты лошади пока,
А на сиденье нет пуховика.
31
Боялся он, что тряска, непогода
Его Леиле могут повредить;
Подобных рытвин и ухабов сроду
Не видывал герой мой. Как тут быть?
Царила там любезная Природа,
Дороги не привыкшая мостить,
А так всегда с угодьями случается,
Которыми сам бог распоряжается.
32
Ведь бог, как всякий фермер — дворянин,
Аренды не платя, живет без дела;
Но в наши дни, по множеству причин,
Дворянское сословье оскудело,
И вряд ли фермер вылечит один
Цереры обессиленное тело:
Пал Бонапарте — волею судеб
Монархи падают с ценой на хлеб.
33
Итак, Жуан на пленницу глядел,
От всей души турчаночку жалея.
Кровавые холмы из мертвых тел
Я описать с восторгом не сумею;
Мне шах Надир давно осточертел!
Вы помните кровавого злодея:
Весь Индостан он думал покорить,
А не сумел обед переварить!
34
Как хорошо из черной бури боя
Созданье беззащитное спасти!
Такой поступок юному герою
Способен больше пользы принести,
Чем лавры с окровавленной листвою,
Воспетые кантатах в двадцати.
Когда сердца людей хранят молчанье,
Все клики славы — праздное бряцанье.
35
Поэты многотомно-многогласные,
Десятки, сотни, тысячи писак!
Вы ложью увлекаетесь опасною,
Вам платит власть, чтоб вы писали так!
То вы твердите с пылкостью напрасною.
Что все налоги подлинный пустяк,
То на мозоли лордов наступаете
И о «голодных массах» распеваете.
Вы читаете Дон Жуан
