87
Да, город пал, но он не сдался — нет!
Никто из мусульман не отдал шпаги!
Вода Дуная изменила цвет
От крови их, но, верные присяге,
Они врагу упорному в ответ
Являли чудо воинской отваги,
И, право, побежденных каждый стон
Был стоном победивших повторен!
88
Штыки кололи, сабли рассекали,
Людей рубили с маху, как дрова,
Тела убитых почву устилали,
Как осенью опавшая листва,
И, как осенний ветер, завывали
Оставшиеся жить. Почти мертва
Была твердыня, но, теряя силы,
Как подсеченный дуб, — еще грозила.
89
Ужасна эта тема. Никогда
Не взял бы я столь страшного сюжета.
Существованье наше, господа,
Обычно смена сумрака и света,
И трудно петь о сумраке всегда,
Хоть высшее достоинство поэта
Суметь изгнать и клевету и лесть
И мир изобразить таким, как есть!
90
Но добрый подвиг в море преступленья
(Употребляя фарисейский слог
И вычурно-пустые ухищренья
Любителей элегий и эклог)
Росою благодатной умиленья
Мне освежил октаву, видит бог,
Победным опаленную сраженьем,
Что эпос почитает украшеньем.
91
На бастионе среди бела дня
Валялись трупы женщин. Их застала
Врасплох бесчеловечная резня.
Они лежали грудой, как попало,
А девочка лет десяти, стеня,
По этим трупам ползая, рыдала
И призывала в ужасе родных,
Ища защиты от врагов у них.
92
Два казака огромных с пьяным гиком
Гонялись за ребенком. Ни с одним
Животным хищным, мерзостным и диким,
Мы человека-зверя не сравним.
Но в этом унижении великом
Кого мы справедливо обвиним?
Натуру их иль волю государя,
Которому нужны такие твари?
93
От ужаса совсем изнемогал
Ребенок и, под трупы подползая,
Спасенья и убежища искал,
Когда Жуан мой, мимо пробегая,
Увидел это. Что он тут сказал,
Я повторить при дамах не дерзаю,
Но то, что сделал он, на казаков
Подействовало лучше всяких слов.
94
Плечо он разрубил у одного,
А у другого ногу. Призывая
Чертей и санитара своего,
Солдаты убежали, завывая.
Остывший после подвига сего,
Мой Дон-Жуан, опасность сознавая,
Свою добычу за руку схватил
И от кровавой груды оттащил.
95
На личике несчастного созданья,
Смертельно бледном, яркой полосой
Горел багровый шрам — напоминанье,
Что смерть его затронула косой,
Когда сметала все до основанья.
Как птичка, оглушенная грозой,
Глаза раскрыв, от страха бездыханна,
Турчаночка взглянула на Жуана.
96
Одно мгновенье и она и он
В глаза друг другу пристально глядели,
И мои герой был сильно потрясен;
И боль, и гнев, и гордость овладели
Его душой. Ребенок был спасен;
Еще несмелой радостью блестели
Глаза на бледном личике; оно
Казалось изнутри освещено.
97
Но тут явился Джонсон. Не хочу я
Назвать его бесцеремонно Джеком:
Осаду городов живописуя,
Не спорю я с обычаем и с веком
Итак, явился Джонсон, негодуя:
«Жуан, Жуан! Да будь же человеком!
Я ставлю доллар и клянусь Москвой:
„Георгия“ получим мы с тобой!
98
Ты слышал? Сераскира доконали,
Но держится последний бастион.
Там старого пашу атаковали;
Десятками убитых окружен,
Под грохот канонады, мне сказали,
Задумчиво покуривает он,
Как будто пуль и ядер завыванье
Он оставляет вовсе без вниманья.
99
Идем скорее!» — «Нет! — Жуан сказал.
Я спас ребенка этого: смотри ты!
У смерти я ее отвоевал
И не смогу оставить без защиты!»
Британец головою покачал,
Потеребил свой галстук деловито:
«Ну что ж, ты прав! Ни слова не скажу!
Но как тут быть — ума не приложу!»
100
Жуан сказал: «Себя не пожалею,
Но не рискну ребенком!» — «Это можно!
Ответил бритт немного веселее.
Здесь жизни не жалеть совсем не сложно;
Но ты карьерой жертвуешь своею!»
«Пусть! — возразил Жуан неосторожно.
За девочку в ответе был бы я:
Она ничья, а следственно — моя!»
101
«Да, — молвил Джонсон, — девочка прелестна,
Но мы не можем времени терять;
Приходится теперь, сознайся честно,
Меж славою и чувством выбирать,
Меж гордостью и жалостью. Нелестно
В подобный час от армии отстать!
Мне без тебя уйти чертовски трудно,
Но опоздать на приступ — безрассудно».
Вы читаете Дон Жуан
