— Я просто предупреждаю, что мой вид может тебя несколько... шокировать.
— Ну так опиши, чего мне ожидать, чтоб я в обморок не хлопнулся.
Эйч это предложение проигнорировал.
— Я уже еду к тебе. Буду через несколько часов.
— Ладно, жду. Удачно тебе добраться, амиго.
Я знал Эйча много лет, и вот впервые должен был его увидеть. Хоть я и старался не подавать виду, нервничал я гораздо сильнее, чем хотел признать. Но это не шло ни в какое сравнение с теми чувствами, какие мне внушала перспектива скорой встречи с АртЗмидой. Пытаясь представить этот момент, я испытывал смесь радостного волнения и крайнего ужаса. Какой она будет? А вдруг школьная фотка в досье ненастоящая? А главное — получится ли у нас что-нибудь?
Нечеловеческим усилием я заставил себя перестать думать о ней и сосредоточиться на предстоящей битве. Выйдя из Норы, я немедленно отправил свой «призыв к оружию» как глобальное объявление для всех пользователей OASISa. Понимая, что в большинстве случаев оно не пройдет спам-фильтры, я также развесил текст на всех пасхантерских форумах. Потом записал короткий ролик, в котором мой аватар читает призыв вслух, и пустил в эфир своего видеоканала нон-стопом.
Весть разнеслась быстро. Уже через час наш план наступления на замок Анорака стал главным событием на всех новостных каналах. Заголовки гласили: «“Шестеркам” объявлена полномасштабная война», «Лучшие пасхантеры обвиняют IOI в похищениях и убийстве», «Неужели Охота за яйцом вот-вот закончится?»
На некоторых каналах уже разместили запись убийства Дайто и служебную записку Сорренто — с ремаркой, что сведения получены от анонимного источника. Корпорация IOI от комментариев отказалась. Конечно, Сорренто уже понял, что кто-то взломал базу данных. Хотел бы я видеть его физиономию, когда он узнал, кто и как именно. Целую неделю я разгуливал у него под самым носом, несколькими этажами ниже его кабинета.
Пару часов я провел, подбирая снаряжение для аватара и морально готовясь к предстоящим событиям. Когда глаза начали закрываться сами собой, я решил немного поспать в ожидании Эйча. Отключил функцию автоматического выхода из симуляции, кое-как укрылся курткой и задремал в кресле, сжимая в руке пистолет.
***
Разбудил меня звонок Эйча, подъехавшего к дверям. Я вздрогнул, вылез из кресла, подхватил манатки и побежал сдавать арендованное оборудование. Выйдя на улицу, обнаружил, что уже стемнело. Зимний воздух будто окатил меня ведром ледяной воды.
У самого входа стоял маленький автодом Эйча — кофейного цвета «санрайдер» метров шести в длину. Лет ему, наверное, было не меньше двадцати. Его изрядно проржавевшие бока и крышу покрывали солнечные батареи. Тонированные черным окна не позволяли заглянуть внутрь.
Глубоко вздохнув, я шагнул к машине по обледенелому тротуару, ощущая смесь страха и волнения. Дверь отъехала в сторону, и на землю опустился короткий трап. Я влез внутрь, и дверь тут же закрылась.
Я стоял в крошечной темной кухне, освещенной только маленькими лампочками на полу, застеленном ковровым покрытием. Слева, прямо на крышке аккумуляторного отсека, было устроено спальное место. Проход в кабину закрывали нити с бусинами. Я раздвинул их и заглянул.
За рулем, крепко сжимая его обеими руками, сидела коренастая чернокожая девчонка примерно моего возраста и смотрела перед собой. Ее короткие непослушные волосы и шоколадная кожа отливали перламутром в свете разноцветных индикаторов приборной панели. На ней были линялые черные джинсы, тяжелые армейские ботинки и винтажная футболка с логотипом альбома «2112» группы Rush, причем цифры сильно искривлялись на внушительном бюсте. Девчонка заметно дрожала, несмотря на то что печка жарила вовсю.
Некоторое время я стоял молча, ожидая, когда хозяйка фургона обратит на меня внимание. Наконец она посмотрела на меня и улыбнулась — и эту чеширскую улыбку я сразу узнал. Я видел ее тысячи раз на лице своего лучшего друга, когда мы вечерами сидели у него в Норе, пырясь в дурацкие старые фильмы и перебрасываясь дурацкими шутками. И знакомой мне показалась не только улыбка. Я узнал эти глаза и черты лица. Никаких сомнений не оставалось. Сидящая передо мной девчонка и есть Эйч.
Меня обуревали противоречивые эмоции. Сначала я испытал шок, потом меня накрыла обида. Как он — то есть она — могла так со мной поступить? Обманывала меня все эти годы! Я вспомнил, как откровенничал на такие темы, которые можно обсуждать только в мужском кругу, и залился краской. Я же так доверял Эйчу! Думал, что я его знаю!
Мое молчание смутило девчонку еще больше. Она опустила взгляд и уставилась на свои ботинки. Я тяжело плюхнулся в пассажирское кресло, по-прежнему не сводя с нее глаз и не зная, что сказать. Девчонка украдкой посматривала на меня, и ее все так же трясло.
И долго злиться на нее я не смог. Гнев и обида улетучились, и я начал ржать. Девчонка явно поняла, что в моем смехе нет никакой издевки. Она немного расслабила зажатые плечи, облегченно вздохнула и сама расхохоталась — почти истерично, на грани слез.
— Здорово, Эйч, — произнес я, когда меня отпустило. — Как дела?
— Привет, Си. Дела зашибись. Солнечно и радужно.
Голос у нее тоже был знакомый — разве что не такой низкий, как в OASISe. Очевидно, она пользовалась какой-то программой для его модуляции.
— Ну что, — сказал я. — Вот и встретились.
— Да, вот и встретились, — эхом повторила Эйч.
Повисло неловкое молчание. Не зная, как себя вести, я решил действовать по наитию — привстал с кресла и обнял ее.
— Рад тебя видеть, друг. Спасибо, что приехал за мной.
Она тоже сжала меня в объятиях.
— Хорошо, что мы встретились, — сказала она, и это прозвучало искренне.
Я выпустил ее и отступил, улыбаясь
— Ну ты отжег, Эйч... Я знал, что ты чего-то недоговариваешь, но и представить себе не мог...
Я осекся, а девчонка спросила, будто готовясь защищаться:
— И чего же ты не мог представить?
— Что знаменитый Эйч, всеми уважаемый пасхантер, жестокий боец и гроза арены на самом деле...
— ...толстая черная девка?
— ...молодая афроамериканка.
Она помрачнела.
— У меня, знаешь ли, были причины это скрывать.
— Не сомневаюсь, что они вполне веские. И это все не важно.
— Правда?
— Конечно! Ты мой лучший друг, Эйч. Вообще единственный друг, уж будем честны.
— Ладно... Но я все равно хочу объясниться.
— Давай в самолете, хорошо? Нам еще далеко ехать, а я смогу вздохнуть спокойно, только когда оставлю этот город далеко позади.
— Как скажешь, амиго, — согласилась Эйч и втопила педаль.
Следуя указаниям Ога, мы подъехали к частному ангару возле аэропорта Коламбуса, где нас ожидал маленький самолет. Ог велел оставить автодом на хранение в ангаре. Я понимал, что Эйч не в восторге от этой идеи — она много лет прожила в этой машине и совсем не хотела бросать ее.
На самолет мы оба уставились с любопытством. Конечно, я раньше видел их в небе, но так близко никогда.
Путешествия на самолете, особенно частном, могли позволить себе только очень состоятельные люди. Ог не моргнув глазом организовал сразу три частных рейса — что говорило о том, насколько он богат.
Управление самолетом было полностью автоматизировано, так что необходимость в экипаже отсутствовала. Безмятежный электронный голос автопилота поприветствовал нас на борту и велел пристегнуть ремни и готовиться к взлету. Через несколько минут мы уже были в воздухе.
Ни я, ни Эйч еще ни разу не летали, так что прилипли к окнам и не меньше часа таращились на ковер облаков, пока самолет несся на запад, к Орегону, на высоте трех тысяч метров. А когда насмотрелись, я решил, что пора продолжить незаконченный разговор.
— Ну, Эйч, выкладывай, как тебе пришло в голову выдать себя за парня.
— Вообще изначально это была мамина идея...
Эйч улыбнулась чеширской улыбкой, глубоко вздохнула и принялась рассказывать краткую историю своей жизни. На самом деле ее звали Хелен Харрис, она была старше меня всего на несколько месяцев и росла в Атланте. Жила вдвоем с матерью. Отец погиб в Афганистане еще в ее раннем детстве. Ее мать, Мари, работала из дома в сетевом центре обработки данных. Мари считала, что OASIS — самое замечательное, что могло произойти для женщин и цветных. Для работы она завела себе аватара — белого мужчину, потому что так к ней заметно лучше относились и карьерных возможностей ей предоставлялось заметно больше.
