– Ты влипнешь в историю.

– Я?

– Да, ты.

– В какую еще историю?

– Ты достаточно умен, чтобы меня понять. Теперь поговорим о других вещах. Иоланда не собиралась приехать за тобой?

– В какую такую историю? Нет, ты мне скажи, в чем дело.

– Нет, нет, поговорим об Иоланде.

В этот момент раздался слабый звонок внутреннего телефона. Какое-то время Бассон разговаривал, жестами показывая Бриде, словно бы тот его перебивал, что не следует настаивать, что тот ничего ему не скажет.

– Впустите, – сказал он, наконец, и повесил трубку.

Обращаясь уже к Бриде, он продолжил:

– Мне надо кое-кого принять. Ты не хочешь выйти на минутку подождать в приемной. Тебя вызовут сразу, как я освобожусь.

– Ты объяснишь мне, что ты хотел сказать.

– Нет-нет, я тебе уже сказал, мы поговорим об Иоланде, о наших друзьях, обо всем, но только не о политике.

– Так значит, это из-за политики?

– Не задавай мне вопросов, я не хочу тебе отвечать.

Бриде сел в приемной, где уже ожидало человек пять. Лоб его покрылся испариной. Руки слегка дрожали. Он опустил их на колени, чтобы не было заметно. Но они все равно дрожали. Он спрятал их под шляпу. Что же хотел сказать Бассон? – не переставая, спрашивал себя он.

'Я ничего не сделал, – думал он. – Конечно, многим людям доводилось услышать от меня, что я хочу поехать в Англию, но эти люди сами хотели туда поехать. И потом, их не так уж много. Ну, может быть, с десяток. Допустим, что пошли слухи, что на меня заведено дело, но у Бассона, не ожидавшего моего визита, не было причины его запрашивать. Ему, может быть, сказали, что я голлист. Но никто не мог привести ему доказательств. Сам я никогда открыто не признавался, что я голлист. Я говорил, что поеду в Англию примкнуть к Свободной французской армии. И это все. Бассон, скорее, просто почувствовал, что я не за Маршала. Когда он мне говорил, что я влипну в историю, он, несомненно, хотел сказать, что я теряю время, желая выдать себя не за того, кто я есть, что это не выходит, и что, в конце концов, эта комедия обернется против меня. Он думает, может быть, что я буду шпионить в Виши. Или вот еще что, и это было бы еще хуже: он, Бассон, в глубине души был голлистом. Он хотел дать мне понять, что мое восхищение Национальной революцией однажды может мне дорого обойтись.

Сколько Бриде ни ломал себе голову, ему никак не удавалось понять, на какую историю намекал Бассон.

'Я спрошу его прямо сейчас, и буду настаивать, пока он не ответит, а если он не захочет мне отвечать, то тогда между нами все кончено. Я прекрасно найду какой-нибудь другой способ уехать. Незаменимых нет'.

Бриде как раз размышлял, когда в приемную вошел довольно молодой человек, без фуражки.

– Мсье Бриде? – спросил он.

– Это я, это я, – сказал Бриде, приподымаясь.

– Будьте столь любезны проследовать за мной, – продолжал молодой человек.

– Конечно, – сказал Бриде, изрядно польщенный тем, что пройдет раньше других ожидающих, которые пришли до него.

– Мсье Бассон освободился? – спросил Бриде в коридоре.

– Я его не видел

– Как же так! Разве это не он вас прислал? – спросил Бриде.

– Я не знаю.

– Но куда мы идем? Я не могу отходить, меня ожидает мсье Бассон.

– Это совсем рядом, отдел по делам Алжира.

– Ах, вот оно что, – сказал Бриде, невольно испустив глубокий вздох.

Теперь все было ясно. Бассон был все же настоящим другом. Он заставил его немного поволноваться, просто так, ради шутки, из причуды. Бриде вспомнил в этот момент, что Бассон всегда поступал таким образом. Он любил отказать в том, что у него просили, все с какими-то недомолвками и тайнами, и потом, когда на него уже больше не рассчитывали, оказывалось, что он сделал сверх того, что от него ожидали. Он решительно ничуть не изменился. 'Будь осторожен, ты влипнешь в историю, подожди меня в приемной…' И потом он делал все необходимое.

Бриде и служащий прошли по длинному коридору мимо дверей с эмалевыми номерами. Когда какая-нибудь из них открывалась, то можно было увидеть чиновников, пишущие машинки и, вдоль стен, огромные кипы бумаг и папок, которые отслужили свое, и в которых, несомненно, недоставало важных частей.

– Входите, мсье, – сказал служащий, открывая дверь и уступая проход с учтивостью несколько машинальной.

И Бриде очутился в комнате, которую устилал приколоченный гвоздями бежевый ковер. В ней стояли один стол и один стул.

– Присаживайтесь, мсье, я схожу узнать, может ли директор вас принять.

– Что за директор? – спросил Бриде.

– Мсье де Вовре, директор.

– А! Хорошо, хорошо, я сажусь, – сказал Бриде, которому снова было не по себе.

Прошло несколько минут.

'Кое-чего я все равно до конца не понимаю, – думал Бриде. – Бассон попросил меня подождать в приемной, пока он принимал посетителя. Когда успел он поговорить с этим мсье де Вовре? Все это как-то очень быстро, мне кажется'.

Дверь в соседнюю комнату открылась, и, не выходя из нее, служащий сделал Бриде знак войти. Эта вторая комната была значительно больше и имела вид частного кабинета.

Мсье де Вовре, ибо, без сомнений, это был он, стоял спиной к двери. Он держал руки в карманах. Он глядел в окно, как будто, по скромности или боясь выглядеть смущенным, он предпочитал не смотреть на посетителей раньше, чем они подойдут к столу.

– Мсье Бриде, господин директор, – сообщил служащий.

Тот обернулся, слегка удивленный, словно его застали врасплох, вынул руки из карманов и с улыбкой вышел навстречу посетителю.

– А, вот и вы! – сказал он. – Рад познакомиться с вами. Садитесь, возьмите сигарету.

Затем, обернувшись к служащему, он добавил:

– Вы можете идти.

Директор был молодым человеком лет двадцати пяти, или чуть более, но, в отличие от чиновников этих лет, он как будто не принимал себя слишком всерьез. Он был приветлив, беспечен, чувствовалось, что он слывет за оригинала в своей среде.