– Перестань, Гаота, – вздохнула Глума и обняла девчонку. – Ты просто устала. Я в порядке. И достать меня клинком или ножом не так легко. – Глума посмотрела на Юайса. – Она настаивает, чтобы я надела ее кольчугу. Моя ей не нравится. Привиделось что-то.

– Что тебе еще привиделось, Гаота? – сказал Юайс.

– Мертвецы, – прошептала Гаота в плечо Глуме. – Их много. Клокс. Мадр. Сос. Еще кто-то. Они все были наверху.

– Ты впустила в себя могильную нечисть, – произнес Юайс. – Было бы странно, если бы тебе ничего не почудилось. Ты умница, Гаота. Обещаю, что тебе зачтутся твои усилия по всем наставлениям, которые ты смогла применить в Граброке. К тому же ты не только избавила нас от нечисти на торжище, ты и сама избавилась от нее самым удачным образом. Именно в том пламени она и могла сгореть, больше нигде.

– Этот Корп… – Гаота снова всхлипнула. – Он мог становиться невидимым. Что это за магия? Я не разобрала ее. И потом весь обряд… тоже был невидимым сначала. Ты что-то бросил? Это ведь была другая магия? И ты бросил другую магию? Расскажи мне!

– Ты не повторишь магию Корпа, – вздохнул Юайс. – И я ее не повторю. Случается такое, когда вдруг кому-то выпадает великий дар. К сожалению, он не всегда совпадает с великим сердцем или хотя бы с совестью. Судя по всему, Корп мог становиться невидимым. У него была очень тонкая магия, почти незаметная. Он никуда не исчезал. Просто все, кто был рядом, не видели его. Думаю, к ней можно было подобрать противостояние, но теперь это не имеет смысла.

– Да уж, – плюхнулся на скамью рядом с Глумой Дойтен. – После того как этот ловкач Фас метнул нож, смысл куда-то подевался.

– Что касается второй магии… – проговорил Юайс. – Это магия Олса. Или магия Нэмхэйда, сотворенная с помощью Олса. Они сдвинули обряд за лепесток сущего. Как говорят иногда мудрецы, за околицу бытия. На оборот свитка. На тыльную сторону ладони. Туда, где и обитает та мерзость, что ты держала в своем мече, Гаота. Никто, кроме Олса, не мог этого сделать, да и ему должны были потребоваться такие усилия, что я уже меньше удивляюсь тому, что ему было не до нас. Неудивительно, что Сос мог ходить по верхнему ярусу, не сталкиваясь ни с кем. Но когда я бросил Слезу Бейна, эта часть магии рассеялась. А прочее… Ты видела.

– Слеза Бейна! – повторила Гаота.

– Долгий разговор, – поморщился Юайс. – Уходящий в такую тьму времен, что… Это камешек из войн даланов и айлов. Айлы владели магией, а даланы… ремеслом. Этот камешек – ремесло. Он может срывать магию. Стирать ее. Вот даже ворожбу Олса стер. Только это помогало даланам противостоять айлам. А потом они смешались.

– Все равно не пойму: почему этот ужасный Олс не убил нас? – крякнул Дойтен. – Хорошо, не своими руками. У него что, слуг мало? Или мы сидели в трактире у Транка за крепостными стенами?

– Ты не один задаешься этим вопросом, – пожал плечами Юайс. – Меня не оставляет ощущение, что нас кто-то защищал.

– Кто же? – нахмурился Дойтен. – Чуид? Эта безумная монашка, которая, можно сказать, подлила масла в огонь? Или же этот крылатый чудак Бас? Теперь, выходит, мы беззащитны?

– Остынь, – поднялся Юайс. – Еще ничего не завершилось. По сути мы не помешали Олсу. Даже помогли, приведя наверх Соса, который, убив Линкса, замкнул на себя силу его крови. Но если мы будем мешать демону, он найдет способ нас убить.

– Зачем же нам ему мешать? – подскочил Дойтен. – Зачем, если мы не можем остановить явление?

– А остановить большую кровь? – спросил Юайс.

– Когда? – мрачно спросил Дойтен.

– Через два дня, – ответил Юайс. – Тут соберется толпа народа. Конечно, не столько народа, сколько прибудет вместе с шествием через две недели, но очень много. Достаточно, чтобы их гибель ввергла весь Сиуин, всю Ардану в ужас. Первый день второго месяца осени будет окрашен кровью навсегда. Вряд ли Олс будет тянуть до прихода шествия в Граброк. Еще две недели? Слишком долго.

– И как это произойдет? – спросил Дойтен.

– Если бы я знал… – вздохнул Юайс.

– Без дракона не обойдется, – подала голос Глума.

– С чего ты взяла? – скорчил гримасу Дойтен.

– Это красиво, – объяснила Глума. – Представь себе, Дойтен. Куча народу на площади. В небе появляется дракон. Из его пасти вырывается пламя. И он сжигает всех. Такое не забывается.

– Кем не забывается? – не понял Дойтен. – Если все сожжены, то кем это не забудется? Мелете какую-то чушь. Дракон… Он улетел давно. Или хотите сказать, что его прячут так же, как прятали обряд? Что скажешь, Гаота? Ты у нас самая глазастая!

– Нет. – Она снова прижалась к Глуме. – Я не вижу дракона, но его точно нет в городе. Он слишком большой. И мне кажется, что и Олса, и Нэмхэйда нет. Они словно растворились. Они могли раствориться? Юайс, помнишь, ты учил противостоять, становясь пустым?

– Помню, – ответил Юайс. – Но есть одна сложность. Ты ведь ее тоже помнишь? Раствориться легко, сложно собрать себя потом. К тому же растворение сродни уязвимости. Лучше прятаться, не растворяясь, но и это – великое искусство. Закрываться, возводя невидимый замок, который осязаем многими, глупо.