действиям. Если бы существовала абсолютная связность, то не было бы возможности изменений и законы причинности не могли бы действовать. Моя рука не смогла бы двигаться. Но все находится в движении, что указывает на существование некоего пустого пространства. По существу, именно отсутствие независимого существования – а это другое определение пустоты – позволяет действовать всему сущему.

Фабьен: Ученые утверждают, что внутри электрона почти ничего нет: там одна треть материи и две трети пустого пространства. Кварк – это лишь абстрактное математическое понятие. Мы не можем увидеть или обнаружить его. Мы знаем, что элементарные частицы состоят из электронов, которые, в свою очередь, состоят из элементарных частиц. Следовательно, любой материальный объект на две трети состоит из пустоты. Таким образом, современная наука, по-видимому, склоняется к убеждению, что пустота – это реальность, а не только нигилистическое восприятие действительности.

Далай Лама: Пустота и материя – это две стороны одной монеты. Однако термин «пустота» в разных текстах используется в разном значении. Согласно текстам Мадхьямики, шунъята предполагает зависимое возникновение, или взаимозависимость. На уровне трекчо в высшем дзогчене и махамудра-тантре* этот термин означает сознание ясного света, или ясность. Хотя существует два определения пустоты, одно в Мадхьямике или сутрах, а другое в тантре, – оба они связаны между собой. Это просто различные аспекты одного и того же понятия.

В дзогчене катаг, или безначальная чистота, – это аспект пустоты, тогда как лхун друп, или спонтанное присутствие, – это аспект взаимозависимости. На этом уровне шуньята означает в точности следующее: «ясный свет как основа всего». Эти чрезвычайно глубокие воззрения не имеют ничего общего с нигилизмом.

Фабьен: Меня удивляет то огромное уважение, с которым буддисты относятся к разным священным объектам. Это странно для философии такой метафизической глубины. Евреи говорят, что простираться перед статуей или образом – идолопоклонство. Как буддисты относятся к изображениям и статуям святых?

Далай Лама: В буддийских текстах сказано, что если человек обладает высокой реализацией, то ему не нужно простираться перед статуями или обходить святыни. Цель всех этих действий – достигнуть реализации. Если человек уже полностью реализован, то ему незачем все это делать. Лучше медитировать на эту реализацию, чем делать простирания. Но для других людей лучше простираться, чем не простираться. По крайней мере, вы себе напоминаете о цели, которую преследуете!

Ценна не святыня сама по себе – ее ценность в том, что она олицетворяет. Когда мы делаем простирания, то обязаны представлять, что в статую перед нами воплотилась истинная сущность природы будды. А иначе, какой в этом смысл?

Кроме того, для нас не существует разницы между статуями, сделанными из золота или глины. Мы не должны ценить золотую статую Будды выше, чем глиняную. Нельзя статую простого защитника, даже если она сделана из золота, считать выше, чем статую Будды, даже выполненную из глины. Имеет значение лишь то, что эта статуя олицетворяет для нас.

Фабьен: Я хотел бы задать еще один вопрос о страдании. Мне кажется странным, что буддисты так много размышляют о страдании, но при этом всегда очень жизнерадостны. В чем источник этой радости? Как можно развить в себе это чувство?

Далай Лама: Я не думаю, что Будда когда-либо советовал нам размышлять лишь о страдании и его причинах, не думая при этом о прекращении страданий и о пути, ведущем к их прекращению. Четыре благородные истины - страдания, причина страданий, их пресечение и путь пресечения – тесно связаны. Осознание того, что существуют причины, порождающие страдания, но есть и способ эти страдания прекратить, делает наш ум ясным и помогает выработать в себе твердое намерение добиться пресечения всех страданий. Простое размышление о первых двух истинах – страдании и его причинах – без рассмотрения двух последних истин не принесет никакой пользы. Лучше выпить немного спиртного и забыть о страданиях! Последние две истины указывают на то, что страдание можно прекратить, и более того – для этого существует действенное средство. Когда эти два последних аспекта проясняются, в размышлениях о страдании появляется какой-то смысл.

Фабьен: То есть суть в том, чтобы не просто принять страдания как нечто неизбежное?

Далай Лама: Да, именно так. Возьмем, например, войну. Посмотрите, что происходит в Боснии. Никто не знает, как решить эту проблему, все в нерешительности, и все это продолжается бесконечно. Если нам известны причины, если мы знаем, что можем Использовать некие средства для решения проблемы, тогда можно взяться за разрешение конфликта с уверенностью, решимостью и радостью. Но если у нас нет ни малейшего представления о том, каковы будут последствия, предпринять что-либо очень трудно. Теперь Я все разъяснил?

Если, погруженные в пучину страданий, мы знаем, что есть возможность их прекратить, и нам известно, как этого достичь, внутри нас рождается уверенность, необходимая для преодоления этих страданий.

Фабьен: Там, на вашем алтаре, стоит две статуи. Мы уже упоминали Гуру Падмасамбхаву. Не могли бы вы рассказать нам об Авалокитешваре, вашем «боссе», как вы его назвали.

Далай Лама: По-тибетски Авалокитешвару называют Ченрези. Еще мы зовем его Тхукдже Ченбо, Великий Сострадательный. Он принял обет помогать всем живым существам, не только людям.

Фабьен: Я слышал, что Ченрези хотел освободить от страданий каждое живое существо. Однажды эта задача показалась