Эмпирик насыпал в бумажный пакетик порошок из трав и велел давать его ребенку ежедневно, предварительно изготовив отвар.
— Это должно вернуть ему силы.
Однако на этот раз обычно многословный лекарь, неустанно нахваливавший достоинства своих лекарств, обошелся без лишней болтовни.
После недолгого размышления он сказал:
— Необходимо, чтобы он долго, очень долго не испытывал ни голода, ни холода, ни страха. Он больше не должен чувствовать себя брошенным, и его должны окружать одни и те же лица… Ему требуется то лекарство, которого, увы, не сыскать в моих горшочках… Дело в том, что он должен стать счастливым. Ты меня поняла, девочка?
Анжелика кивнула. Она была изумлена, даже потрясена. Никто и никогда не говорил с ней подобным образом о детях. В том обществе, в котором она когда-то вращалась, это было просто не принято. Но, возможно, простые люди лучше осознают некоторые вещи…
На помост поднялся пациент с раздутой щекой, обвязанной платком, и оркестр вновь грянул свою неблагозвучную мелодию. Большой Матье подтолкнул обеих женщин к выходу, на прощанье дружески хлопнув каждую по спине.
— Заставьте его улыбнуться! — крикнул он, хватаясь за щипцы.
С тех пор все обитатели Нельской башни лезли из кожи вон, стараясь рассмешить Флоримона. Папаша и мамаша Тру-ля-ля танцевали для малыша, изо всех сил притоптывая старыми ногами. Черный Хлеб разрешал мальчику играть с раковинами пилигрима. Те, кто возвращались с Нового моста, приносили апельсины, пирожные, бумажные мельницы. Маленький овернец показал Флоримону своего сурка, а какой-то фокусник с ярмарки Сен-Жермен устроил представление с восемью дрессированными крысами, танцевавшими менуэт под звуки скрипки.
Но Флоримон только пугался и закрывал глаза. Лишь Пикколо удавалось немного развлечь ребенка. Но даже обезьянка, со всеми ее ужимками и прыжками, не могла заставить мальчика улыбнуться.
Честь совершить чудо выпала Тибо-Музыканту. Как-то раз старик принялся наигрывать мелодию песни «Зеленая мельница». Анжелика, державшая Флоримона на коленях, почувствовала, как вздрогнул ее сын. Малыш поднял глаза к матери. Его губы дрожали, приоткрывая ряд маленьких зубов, похожих на рисовые зерна. Слабый, тихий и хрипловатый голос, идущий откуда-то издалека, произнес:
— Мама!
Появление детей укрепило дружбу Анжелики с Полькой.
Этой женщине, которую уже ничто не могло удивить, Маркиза Ангелов рассказала, почему она была вынуждена оставить детей. Разговорившись, Анжелика поведала, как ее дважды чуть не убили в коридорах Лувра.
«Вот видишь! — говорила подруге Полька. — Женщина всегда должна носить при себе кинжал!»
Она очень возмущалась, когда узнала, что муж Анжелики был сожжен на Гревской площади.
— Дворянин?! Сожжен?!. Это же запрещено! Дворянам отрубают голову. Мэтр Обен никогда не промахивается своим огромным топором!
И Полька пустилась в долгий рассказ о мэтре Обене.
Во Дворе чудес парижского палача уважали даже больше, чем короля Франции. Он был истинным хозяином, потому что сколь ни бахвалься, а однажды можешь оказаться в его руках.
Высокая фигура в красных одеждах, заворачивающая за угол паперти или возвышающаяся над позорной колесницей [32], на которой осужденных провозили для публичного покаяния, не раз являлась парижанам в страшных снах. Пытки могут подстерегать каждого. Тот, кто имел с ним дело, а это были не только помощники экзекутора, рассказывали о его отрешенном взгляде, который никогда не замечает жертву. На площади Позорного столба воцарялось странное молчание, ползущее от одного лотка к другому, когда палач шел исполнять свой долг.
Полька, находившаяся под впечатлением от сеансов чтения, которые устраивал Магистр, любила вставлять в свою речь мудреные словечки, и потому, рассказывая о мэтре Обене, заявила: «Он недоступен для понимания». У нее была совершенно особая манера говорить, которая делала любой рассказ бывшей подружки Весельчака правдивым и драматичным.
Анжелика слушала и соглашалась с Полькой. Можно представить силу и власть палача. Его слух был открыт как для слов, так и для молчания, а его всегда замкнутый рот хранил вырванные с криками боли тайны венценосных особ и самых бесчестных негодяев, которых только носила земля. ДОПРОС! И пытки, во время которых по непонятным причинам не должна была литься кровь.
— Не переживай насчет твоего мужчины, — добавляла Полька. — Его не могли пытать водой, эта пытка только для женщин.
Несчастья, постигшие Анжелику, казались проститутке чрезмерными.
— Ты слишком невезучая, — однажды заявила Полька. — Тебе стоит сходить к чародею из Дворца правосудия, мэтру Людовику. Он прогонит демонов, которые тебя преследуют.
