На другой стороне реки, вниз по течению от домов каноников собора Парижской Богоматери тянулась длинная глиняная коса, место самого большого парижского водопоя.
В этот час сюда направлялась вереница лошадей, ведомых извозчиками или кучерами карет. Непрекращающееся ржание животных оживляло прекрасный вечер.
Анжелика резким движением поднялась с места. «Я пойду посмотреть на моих детей», — решила она.
За двадцать су перевозчик переправил ее на лодке к пристани Сен-Ландри. Анжелика прошла по улице Ада и остановилась в нескольких шагах от дома прокурора Фалло де Сансе. Она даже и не помышляла о том, чтобы появиться в особняке сестры в нынешнем плачевном виде: в оборванной юбке, с растрепанными волосами, подвязанными косынкой, в стоптанных башмаках. Но вот уже некоторое время ей не давала покоя мысль, что если встать где- нибудь рядом с домом, то, возможно, доведется увидеть обоих сыновей. В последнее время эта идея превратилась в навязчивую, она занимала все помыслы Анжелики; потребность увидеть малышей с каждым днем становилась все сильнее и сильнее. Маленькое личико Флоримона всплывало из пучины забвения и безразличия, в которую она были погружена. Молодая мать вновь видела черные кудри сына, выбивающиеся из-под красного чепчика, слышала его лепет. Сколько ему сейчас лет? Немногим более двух. А Кантору? Семь месяцев. Его Маркиза Ангелов даже не могла себе представить. Она оставила сына таким крошечным!
Прислонившись к стене рядом с лавочкой сапожника, Анжелика не спускала глаз с фасада дома, в котором жила, пока еще была богата и уважаема. Всего год назад ее экипаж перегородил этот узкий проулок. Именно отсюда роскошно одетая графиня де Пейрак отправилась любоваться триумфальным въездом короля в Париж. И Кривая Като передала Анжелике выгодное предложение суперинтенданта Фуке: «Милочка, не лучше ли принять предложение… чем расстаться с жизнью?»
Анжелика отказалась. И потеряла все. Порой она спрашивала себя, а не потеряла ли она и саму жизнь, ведь у нее больше не было ни имени, ни прав на существование. Для всех, кто знал ее прежде, она умерла.
Время шло, но двери дома оставались закрытыми. Только за грязными стеклами конторы прокурора смутно угадывались силуэты клерков.
Один из них вышел, чтобы зажечь фонарь.
Анжелика спросила:
— Мэтр Фалло де Сансе у себя, или он уехал за город в имение?
Прежде чем ответить, служащий внимательно посмотрел на обратившуюся к нему женщину.
— Мэтр Фалло здесь больше не живет, — сказал незнакомец. — Он продал свою должность. У него были неприятности из-за процесса о колдовстве, в котором оказалась замешана его семья. Это нанесло ущерб его профессиональной деятельности. К тому же его ограбили. Он переехал.
— А… вы не знаете куда?
— Нет, — заявил мужчина надменным тоном. — И даже если бы знал, я бы тебе этого не сказал. Ты для него неподходящая клиентка.
Анжелика была потрясена. Уже несколько дней она жила лишь одной мыслью: увидеть, пускай мельком, лица детей. Она рисовала в своем воображении, как они возвращаются с прогулки: Кантор на руках Барбы, Флоримон весело семенит рядом. И вот они навсегда исчезли из ее жизни!
Маркизе Ангелов пришлось прислониться к стене, так сильно у нее закружилась голова.
Сапожник, который как раз вышел запереть свою лавочку на ночь и слышал разговор, спросил:
— Тебе так нужно увидеть мэтра Фалло? По поводу какой-то тяжбы?
— Нет, — ответила Анжелика, пытаясь взять себя в руки, — но я… я хотела бы увидеть девушку, которая была у него в услужении… ее зовут Барба. Неужели никто не знает адреса господина прокурора в новом районе?
— Насчет мэтра Фалло и его семьи я ничего не знаю, зато с Барбой проще. Она у них больше не служит. В последний раз, когда ее видели, она работала в трактире «Храбрый петух», на улице Валле-де-Мизер[30].
— Ах! Благодарю вас.
Анжелика бежала по городу в сгущающихся сумерках. Улица находилась прямо за тюрьмой Большой Шатле и считалась вотчиной торговцев жареным мясом. Днем и ночью здесь раздавались крики домашней птицы, которую резали мясники, и слышался непрерывный скрип вертелов, вращавшихся над огромными очагами.
Трактир «Храбрый петух» располагался в самом конце улицы и отнюдь не выглядел процветающим. При виде его скорее можно было подумать, что уже начался Великий пост.
Анжелика вошла в зал, скупо освещенный двумя или тремя свечами. За столом перед кувшином вина сидел дородный мужчина, чью голову венчал грязный поварской колпак. Казалось, он был больше увлечен выпивкой, нежели обслуживанием клиентов. Правда, и клиентов было немного — несколько ремесленников и какой-то весьма потрепанного вида путешественник. Подросток в засаленном фартуке, еле волоча ноги, разносил неаппетитные на вид
