— Вполне возможно, — ответил Дегре.

Гонтран встал и потянулся.

— Анжелика, мне пора, не то мастер на меня рассердится. Послушай, тебе нужно пойти в Тампль с мэтром Дегре и поискать там Раймона. Сегодня вечером я отправлюсь к Ортанс, так что наша милая сестренка получит возможность излить на меня желчь. Как бы то ни было, я тебе повторяю: уезжай из Парижа. Ну да что с тебя возьмешь, ты упрямее всех ослиц нашего отца…

— А ты упрямее всех его мулов, — парировала она.

Они вышли из таверны все вместе, а собака, отзывавшаяся на кличку Сорбонна, побежала за ними. Посреди улицы струился ручей грязной воды. После дождя воздух был влажным, и легкий ветерок со скрипом раскачивал железные вывески над лавками.

— Прямо из моря! Даже створки еще не раскрылись! — выкрикивала миловидная торговка устрицами.

— А вот что вас разбудит! Глоток солнечного тепла! — кричал торговец водкой.

Гонтран остановил его и залпом опустошил чарку. Вытерев губы рукавом, он расплатился, потом, приподняв шляпу, попрощался с адвокатом и сестрой и исчез в толпе, ничем не отличаясь от других ремесленников, которые в этот час как раз отправлялись на работу.

«Оба мы хороши! — подумала Анжелика, глядя вслед его удалявшейся спине. — Достойные наследнички рода де Сансе!»

Испытывая некоторую неловкость из-за поведения брата, она взглянула на Дегре.

— Гонтран всегда был немного чудаковатым, — сказала она. — Он мог бы стать офицером, как все молодые люди из благородных семей, но брат любит только смешивать свои краски. Мать рассказывала, что когда она носила его, то как-то целую неделю перекрашивала в черный одежду для всей семьи по случаю траура по моим деду и бабушке. Может, поэтому так все и вышло?

Дегре улыбнулся.

— Давайте лучше поищем вашего брата-иезуита, четвертого представителя этого странного семейства.

— О! Раймон — выдающаяся личность!

— Надеюсь, так как это было бы удачей для вас, мадам.

— Не нужно больше называть меня мадам, — произнесла Анжелика. — Мэтр Дегре, взгляните на меня.

Она подняла к нему свое трогательное личико, бледное как воск. От усталости ее зеленые глаза посветлели и приняли совершенно необыкновенный оттенок нежной весенней листвы.

— Король сказал мне: «Я не желаю больше ничего о вас слышать». Вы понимаете, что означает этот приказ? Мадам де Пейрак больше нет. Я должна исчезнуть. Меня нет больше. Понимаете?

— Одно я понимаю точно — вы больны. Вы сегодня повторите то, что сказали мне накануне?

— А что я сказала накануне?

— Что у вас нет ко мне никакого доверия.

— Сейчас мне некому доверять, кроме вас.

— Тогда пойдемте. Я отведу вас в одно место, где о вас позаботятся. Вы не можете появиться перед грозным иезуитом в таком виде, вам необходимо восстановить все свои силы.

Он взял ее за руку и повел сквозь суетливую толпу утреннего Парижа.

НА улице стоял оглушительный шум. Со всех сторон одновременно раздавались громкие крики яростно толкавшихся торговцев.

Анжелике с трудом удавалось беречь раненое плечо в этой давке, и она то и дело стискивала зубы, чтобы сдержать готовый сорваться у нее стон.

На улице Святого Николая Дегре остановился у огромной вывески с изображением медного таза на ярко-синем фоне. Из окон второго этажа клубился