— Не, я их здесь не видел ни разу. Совсем незнакомые, господин капитан, совсем чужие! — поспешил ответить Кахи. — И с ними черный дэв с белыми зубами приехал!
«Неужели Кара-Черкез перехитрил Краюхина, ушел от облавы и прорвался в Пиджент?»
Верещагин вскочил на ноги. Кахи помог ему натянуть сапоги. Да-с, не понос, так золотуха… Предположение о визите Кара-Черкеза показалось Верещагину единственно верным. И потому он испугался.
— Какой шайт… тьфу ты! черт принес их нам на голову! — пробормотал Верещагин. В чем был — в белой домашней рубахе и синих форменных брюках с лампасами — он выскочил на улицу. Сунул перед этим за пояс наган, хотя если в Пиджент пожаловал Кара-Черкез…
Кара-Черкез — это серьезно. Куда серьезней, чем Абдулла.
Он помчался вдоль пустынных улиц. Вперед, по шаткому деревянному мостику через арык. «Скорее, ваше благородие!» — подгонял он сам себя. Вперед, мимо мечети, через сгущающийся сумрак, под аккомпанемент цикад; вперед, мимо прокаженного дервиша, пробравшегося-таки в город, к зажатому двухэтажными постройками устью входа на базарную площадь.
А на базаре вовсю хозяйничали незнакомцы. Среди драных халатов странников выделялась мускулистая фигура исполинского негра. Людей этой расы в здешних краях отродясь не видели, поэтому неудивительно, что мальчик принял африканца за пустынного демона-дэва. Африканец ехал верхом на гнедой кобыле и был непристойно, как посчитали бы здешние блюстители морали, наг.
Испуганные торговцы вяло защищали свое добро. Они наверняка успели триста раз пожалеть, что не убрались с рынка вместе с местными в то время, когда отсюда ушли последние покупатели. Теперь же заезжих охотников за прибылью шутливо и беззлобно грабили охотники на двуногую добычу. Где-то на другой стороне рыночной площади раздался звон разбивающегося стекла. И следом — женский вопль…
«Нет, не Кара-Черкез, — понял Верещагин, — как бы не хуже…»
Он вынул пистолет и, мысленно перекрестившись, пальнул в воздух.
— Кто здесь искал главного? — проревел он. — Я — капитан Павел Верещагин! И я отвечаю за порядок!
За порядок в городке и окрестностях отвечал Краюхин… только зачем заезжим бандитам знать все нюансы?
Но на него уже глядели. Мгновение — и вот его уже теснят лошадьми и вокруг клацают затворы винтовок.
— Кто здесь хотел говорить? — вновь спросил Верещагин. Прозвучало это грозно и убедительно.
Всадники расступились, навстречу таможеннику выехал европеец. Он смерил Верещагина долгим взглядом и заговорил на фарси, обращаясь к одному из бандитов:
— Муса, спроси этого усатого кабана о караване. Если он ничего не знает — пристрели. Он меня раздражает.
Верещагин поспешил взять быка за рога. На фарси он говорил бегло, вопрос сам сорвался с языка:
— Скажи, кто ты и что здесь забыл?
Европеец рассмеялся.
— Мне нравится этот русский! — выкрикнул он, обращаясь к спутникам. — Но вопрос все же задам я, — он едва заметно наклонился вперед. — Видел ли ты здесь караван некоего Абдуллы, почтенный… э-э-э… Па-вел?
— Видел, — ответил Верещагин. — Он ушел из Пиджента.
Белокожий незнакомец нахмурился. Надул заросшие недельной щетиной щеки.
— Врешь, русский! Следы каравана вели в одну сторону… Абдулла еще здесь!
— Тогда или ищи его сам, или убирайся! — отрезал Верещагин. — Но безобразия чинить в городе я не позволю никому!
Главарь глубокомысленно закивал. Мол, боюсь-боюсь!
— Ты, хранитель порядка, напрасно покрываешь Абдуллу, — сказал он, не сводя с Верещагина пристального взгляда. — Абдулла — вор и мошенник.
— А чем лучше ты? Человек, пришедший из пустыни, не назвавший своего имени, говорящий на чужом здесь языке?
Европеец усмехнулся.
— Если желаешь, зови меня Имярек. А язык, на котором я говорю сейчас, похоже, устраивает нас обоих. Нет смысла говорить на английском, французском или немецком. К тому же у меня нет секретов от моих братьев по оружию. Верно, клинки?
«Клинки» разразились воодушевленным воплем.
«Дело — табак!» — понял Верещагин. Но не к лицу бравому капитану было юлить, хитрить или, более того, заискивать перед заезжим оборванцем в нелепой шляпе.
— Ищи-ка лучше своего Абдуллу сам! — проговорил он тоном, отметающим любые препирательства. Нужные интонации Верещагин отточил во время досмотров караванов и задушевных бесед с взбешенными караванщиками.
Он отвернулся и зашагал к сбившимся в безмолвную кучку приезжим торговцам.
— Муса!.. — коротко приказал главарь.
