похожего нет ни в Радзивилловском и ни в каком ином списке русских летописей: «И нача кн(я)жити Володимеръ в Кыеве единь, и постави кумиръ на холмъ внъ двора теремнаго: Перуна древяна, а глава ему серебряна, а усъ золоть, и Хорса, и Дажеб(о) га, и Стробога, и Семарьгла, и Мокошь. И жряху имъ, наричюще а богы, и привожаху сыны своа и дщери и жряху бесом, и оскверняху землю требами своими. И осквернися кровьми земля Руская и холмъ той…»
Исчерпывающие сведения об идоле Перуна содержатся в Густинской летописи: «Во первых Перконос, си есть Перун, бяше у них старший бог, создан на подобие человече, ему же в руках бяше камень многоценный аки огнь, ему же яко Богу жертву приношаху и огнь неугасающий з дубового древия непрестанно паляху; аще ли бы случилося за нерадениемъ служащаго иерея когда сему огню угаснути, таковаго же иерея безъ всякого извета и милости убиваху».
«Въ первых постави началнейшаго кумира, именем перуна бога грому и молнию и облаков дождевых на пригорку высоком над буричевым потоком подобию члвечку. Ту лов его бе от древа хитростне изсечен главу имущь слияну от сребра уши златы нозе железны. Въ руках же держаше камен по подобию перуна палающа. Рубинами и каръбуклем украшен…» («О идолах Владимировых»).
«У новгородцев, когда они были язычниками, был идол по имени Перун — бог огня (русские „Перуном“ зовут огонь). На том месте, где стоял идол, построен монастырь, сохранивший ещё название от него: „Перунекий монастырь“. Идол имел вид человека, а в руках держал камень, похожий на громовую стрелу или лук. В честь идола этого они днем и ночью жгли костер из дубового леса, и если прислужник из лени давал погаснуть огню, его наказывали смертной казнью. Когда, однако, новгородцы были крещены, и стали христианами, они бросили идола в Волхов. Как они рассказывают, идол поплыл против течения, и когда он подошёл к мосту, то раздался голос: „Вот вам, новгородцы, на память обо мне“, и на мост была выброшена дубина. Этот голос Перуна и впоследствии слышался в известные дни года, и тогда жители сбегались толпами и жестоко избивали друг друга дубинами, так что воеводе стоило большого труда их разнять. По сообщению достоверного свидетеля — барона фон Герберштейна, подобные вещи происходили и в его время. Теперь ни о чём подобном не слышно…» — сообщает Адам Олеарий в книге «Описание путешествия в Московию», написанной примерно в 1636 г. и впервые изданной в 1647 г. Ссылается он на сочинение барона Сигизмунда Герберштейна «Записки о Московитских делах», бывшего в 1517 и 1526 гг. на Руси (1526) (Олеарий, 1996). Так называемые «палицы Перуна» — деревянные, с наконечниками из олова — долгое время хранились в Борисоглебской церкви{55} Новгородского кремля, пока в 1652 г. митрополит Никон не распорядился прилюдно сжечь языческие орудия, чтобы никто уже ими «не мог тешить дьявола».
В соседней с Русью Литве культ Перкунаса был в расцвете ещё в XIV в. Не исключено, что именно союзному Золотой Орде полуязыческому Великому княжеству Литовскому, чьи войска не поспели на Куликово поле в 1380 г., возможно, мы обязаны упоминанием Перуна (т. е. Перкунаса): «Мамай же царь… нача призывати боги своя: Перуна, Салманата, Мокоша, Раклия, Руса и великаго своего помощника Ахмета» («Поведание о Мамаевом побоище»).
«Хроника Литовска и Жмойтська» сообщает о языческом князе Гедимине, правившем в начале 1300-х гг.: «Огонь вечный перу нови… Поставил ещё Кгедимин болвана перунова з каменя кременистого великого, с которого огонь попы огонь поганские кресали, в руках держачи и огонь ему вечный з дубины в день и в ночи палили на том местцу где теперь костел святаго Станислава в замку от Ягелля, внука Гедиминового, збудованый…» Таким образом, кремень, ударами о который можно добыть искры, также является атрибутом Перуна.
Но камень — не меч. Символика его абсолютно иная.
Рассматривая пантеоны западных и восточных славян, А. Гильфердинг отмечает: «Перун был бог вполне вещественный, подобно Зевсу и Юпитеру, он владел не благородным светом, а разрушительною молниею; замечательно, что вообще молния не почиталась у Балтийских Славян, как у прочих язычников, принадлежностью божества, или по крайней мере не составляла такой принадлежности, которая бы обратила на себя внимание современных писателей: писатели же эти, особливо же начитанный в Вергилии и других древних поэтах Саксон Грамматик, не пропустили бы в изображении богов Балтийско-Славянских черты столь видной и столь сходной с классическим образом Юпитера» (Гильфердинг, 1855, т. I; 1994, ч. I, с. 172–173).
Согласно
Юпитер (Diupiter = Div pater) — «бог-отец», однако этой функцией обделён славянский Перун, не в пример тому же небесному отцу Диву/Дыю или даже Сварогу, как мы уже показали в соответствующих разделах выше.
Но молодой громовержец и у германцев, и у балтов, и у славян оттесняет древнего «отца-небо» на второй план, перенимает большинство его функций. Донар{56} отодвигает Тиу, Перкунас — Диеваса (с которым в позднее время сливается в глазах почитателей), Перун — Дыя. Более древние божественные кузнецы, в отцы годящиеся Громовержцу, превращаются в его обслугу.
Сила молодого узурпатора, карающая за неисполнение чего-либо — обязательств перед князем, например, сила, следящая за исполнением Правды, хороша она или нет?
Увы нам, славянский Перун — не бог воинского искусства непосредственно, он — покровитель князя в том смысле, что князю надо править (в том числе и карать за непослушание холопов, данников и прочих с применением воинской силы).
