В восточной точке, отвечающей за водную стихию, Мэгги поставила сосуд с дождевой водой, заранее освященной с помощью соли. Здесь она назвала имя Гавриила. Последняя точка — с западной стороны круга — была связана со стихией воздуха. Здесь Мэгги положила побег цветущей омелы. Старая Лиз говорила ей, что плод омелы предпочтительнее, но поскольку Мэгги настаивала именно на этом времени года, пришлось довольствоваться цветком омелы. Омела посвящалась Рафаилу.

До заката еще оставался час или около того. Мэгги отхлебнула немного вина, в котором держала омелу, и стала ждать.

На «раскопе Мэгги» дело шло к пяти часам, и все археологи хотели остаться. Обнаружив, что у скелета отсутствуют конечности, они продолжали работу, пока наконец не увидели, что к черепу что-то прикреплено. Алекс приостановил эту часть раскопок, чтобы в точности зафиксировать положение находки. После этого можно будет копать дальше.

Алекс, как и остальные, был готов остаться на участке и работать даже в темное время суток, если потребуется. Но возникла проблема.

— Нет, не буду, — сказала Таня. — Я не собираюсь пропускать самое интересное. И вообще — за кого ты меня принимаешь?

Она решила, что Алекс попросту ею пользуется.

— Нет, не могу, — ответила няня, когда Алекс позвонил.

Она считала, что пора бы и ему выполнять свои обязанности.

— Нет, извини, — сказала Анита, когда он позвонил ей.

Она подумала, что Алекс пытается снова разжечь потухший огонь.

— А ради старых добрых времен? — взмолился Алекс.

— Ради старых добрых времен — тем более. Мне надо идти. Сейчас вернется Билл.

Няня уже забрала Эми из школы, и теперь они с Сэмом ждали, когда их отвезут домой. Такая была договоренность. У Алекса не оставалось выбора. В отчаянии он попытался разыскать Мэгги. Сначала он позвонил туда, где она снимала комнату. Трубку сняли, но ответили, что Мэгги нет. Тогда Алекс отыскал телефон магазина «Омега». Там не отвечали.

Ничего не оставалось, кроме как обратиться к Тане.

— Нет, Алекс. Это невозможно.

Он отвел ее в сторону.

— Прошу тебя, Таня. Я собираюсь раздуть из этого шумиху в прессе — обещаю сказать им, что это твоя находка. Благодаря этому ты сможешь получить работу. Это будет хорошо для твоего резюме. Подумай об этом. Пожалуйста, помоги мне.

— Алекс, не надо на меня давить.

— Пожалуйста, я прошу тебя в последний раз.

Он протянул ей ключи от машины. Таня посмотрела на раскоп, затем на Алекса. Ее щеки горели. Она выхватила у него ключи.

— Но это уже точно в последний раз, — сказала она, направляясь к машине.

— Ты спасла мне жизнь!

— Иди к черту, Алекс! — обернувшись, крикнула Таня.

Алекс вернулся к черепу, удовлетворенно потирая руки.

Таня забрала Эми и Сэма у няни и отвезла их домой. По крайней мере, она знала, что дети к ней привязались и вели себя с ней гораздо лучше, чем с Алексом.

— А можно нам «Славу ковбоя»? — спросила Эми, выбираясь из машины.

— Да, конечно, вот вам «Слава ковбоя».

У Тани был слишком добрый нрав, чтобы выплескивать гнев на детей. Она открыла банки и разложила по тостам бобовые кругляши. Когда дети поели, она отправила их в игровую комнату, чтобы самой немного прибраться. В доме царил хаос. Сэм неохотно последовал за Эми.

Старая Лиз стояла на пороге своего дома. Она что-то жевала. Жевала и смотрела в поля, где уже начинало темнеть. Дверь дома была распахнута. За спиной старухи сидела и поскуливала старая колли. Лиз медленно обернулась и утихомирила собаку взглядом.

Она боялась за них. В субботу она совсем лишилась сил, пройдя это огромное расстояние до дома Сандерсов и обратно. Для ее возраста это было чересчур. Она сделала все возможное, помогая Сэму. Но появление любовницы Алекса ей помешало. Это было некстати. Лиз оставалось надеяться, что она сделала достаточно.

Старуха снова устремила взгляд на серый горизонт за полями, наблюдая за постепенным наступлением сумерек.

Закат пробрался в лес украдкой, незаметно переплетаясь с дымом костерка. Мэгги убрала волосы назад, выскользнула из одежды и вступила в круг, замкнув концы веревки у себя за спиной. Было холодно, как она и ожидала. Вместо свиного жира, упомянутого в дневнике Беллы, Мэгги натерлась обезболивающей мазью, которая успокаивала и согревала тело. Лиз одобрила это изменение.

Мэгги совершила ритуал изгнания в третий, и последний раз.

Она вынула пробку из банки со своим новым «волшебным маслом». Оно давало не такую тонкую пленку, как летательная мазь, было менее прозрачным и сильно пахло сандалом и глицинией. Мэгги нанесла его на тело так же, как и раньше: смазала виски, кисти, щиколотки, железы, влагалище, а еще мазнула под глазами и капнула на язык. Глаза у нее сразу же защипало. Соприкасаясь с кожей, масло начало активно выпускать пары. Мэгги пришлось закрыть слезящиеся глаза, потому что горький, едкий вкус распространился по ее языку, притупил ощущения во рту и оставил каплю желчи в горле.

Несмотря на испарения, Мэгги попыталась открыть глаза. Ей нужно было тщательно следить за происходящим в реальном мире, окружавшем ее. Старая Лиз предупреждала: нужно отреагировать на первое, что появится перед ней.

— А если ничего не появится? — спросила Мэгги.

— Появится, — уверяла Лиз. — Появится.

Это могла быть гадюка. Или птица. Мэгги поймет это, когда существо приблизится к кругу. Но оно не войдет туда, пока не получит приглашения. Мэгги заставила себя открыть глаза, хотя в них стояли жгучие слезы. Она ждала, всматриваясь в дым небольшого костра, как велела ей Лиз, разглядывая образы, поднимающиеся из дыма, сплетая дым и сумерки в единый серый гобелен.

Самым жутким в захоронении оказались не ампутированные конечности, а то, что было прикреплено к черепу.

Алекс решил, что необходимо запустить электрогенератор и организовать прожекторное освещение, прежде чем продолжать любые работы на раскопе. Когда все это было устроено, археологи расчистили заднюю часть черепа и обнаружили «уздечку»: металлическую конструкцию, наподобие клетки охватывавшую череп и лицо, с безжалостным шипом, который торчал из уздечки и проникал в рот жертвы. На другом конце шипа был выступ в форме буквы V, на несколько дюймов выдававшийся из уздечки.

Поскольку череп все еще был наполовину зарыт в землю, Алекс наклонился, чтобы приглядеться получше. Он видел уздечки и раньше, но такую чудовищную — впервые. Свет прожекторов отбрасывал четкие тени на белый череп, зарешеченный уздечкой.

— Для чего это? — спросил Алекса кто-то из подопечных.

— Чтобы жертва молчала, надо полагать.

Бирюзовый свет. Повсюду — бирюзовый свет, испещренный темно-синими прожилками. Сердце Мэгги отчаянно колотилось. Все ее тело погрузилось в оцепенение, осталось только бьющееся сердце. И если тело было словно под наркозом, то чувства были остры, как никогда. Мэгги приходилось держать голову прямо: при малейшем движении в нее вонзались ножи боли, раскаленные добела. Несмотря на неземной свет, она видела каждый лист, каждую ветку, каждую травинку абсолютно четко. Все окружающее стало каким-то искусственным, пластмассовым, умышленным, словно было помещено сюда невидимой рукой; но глаза Мэгги были способны разглядеть неповторимость каждого листика, стебля или ствола.

Волны. Листва деревьев мягко вздымалась и опускалась, точно волны; это движение, решила Мэгги, совпадает с ритмом ее дыхания. Волны накатывали и отступали в гармонии с ней, точно были ее частью; она перестала чувствовать, где кончается ее собственный организм. Теперь Мэгги была тем, что могла видеть. Если верхняя ветка качалась на ветру, Мэгги чувствовала это движение у себя в кишечнике. Если колебался папоротник, она ощущала это как нить, пропущенную сквозь ее сердце. Гниение бревна отдавалось бесконечно медленным жжением у нее в животе.