Алекс кивнул. По крайней мере, он начал узнавать прежнюю Мэгги, но выглядела она такой хрупкой и больной, что ему хотелось только одного: чтобы она отдыхала.

— У тебя масса дел на раскопках в замке. Возвращайся на работу, она ведь у тебя еще есть. Не забывай, тебе нужно кормить семью.

Мэгги в очередной раз сделала вид, что ест, хотя это была чистая показуха. Но Алекс позволил себя убедить, чтобы вернуться к работе. Мэгги все еще сторонилась детей, в особенности Эми. Иногда Алекс замечал, как пристально она наблюдает за ними, когда они играют или заняты еще чем-то. Тогда он отвлекал ее, и она вроде бы приходила в себя. Но дети чувствовали в Мэгги затаенную враждебность и предпочитали держаться от нее на расстоянии.

— Скор будь, Джек, ловок будь, Джек, — пробормотала Мэгги как-то раз.

— А? — спросил Алекс.

— Что?

— Ты что-то сказала?

— Кажется, нет.

Мэгги смотрела на пламя. Дети были в постели, а Алекс рядом с ней на диване.

Алексу хотелось задать ей один давний вопрос. По всему дому все еще лежали вещи, внушавшие ему беспокойство.

— Все эти травы и всякая всячина, Мэгги. Может, стоит их выбросить?

Мэгги судорожно мотнула головой в его сторону. Ее губы изогнулись, а лицо искривилось в усмешке. Она залаяла на него, как собака.

— Мэгги вовсе не склонна к подозрениям!

Эти слова Алекс однажды сказал Аните, но откуда Мэгги могла их знать? А потом таким же лающим голосом:

— Здорово, правда же, Алекс? Правда же? Правда же?

В глазах Мэгги струился огонь, а лицо ее исказилось.

Голос тоже стал совсем другим.

Алекс посмотрел на нее в изумлении. Потом она поднесла руку ко рту — и это снова была Мэгги.

— Мэгги?

Ее колотила дрожь.

— Алекс, извини, я не знаю, откуда это все берется. Клянусь.

Но это было не так, как в первый раз, когда Мэгги решила, что она Белла, и разговаривала нежным, вкрадчивым голосом. Теперь голос был грубым и свирепым.

— Мэгги, такое случалось и раньше.

— Я помню. Это овладевает мной. И тогда я вспоминаю. Обними меня, Алекс.

— А ты больше не будешь на меня лаять?

— Просто обними меня.

Но иногда это все-таки случалось. Как-то раз Мэгги весело болтала с Сэмом, что бывало теперь нечасто, и вдруг рявкнула на него:

— СЭМ! МАМА СУКА, ПАПА КОБЕЛЬ. КТО С КЕМ ТРАХАЕТСЯ?

Мальчик был в ужасе. Эми взяла брата за руку, и Мэгги тут же будто очнулась. Она плакала, заметив, как Сэм ее боится. Она взяла его на руки.

— Прости меня, Сэм! Прости свою мамочку! Мамочке плохо! Ты понимаешь? Ей плохо!

Но Сэм не понимал, а ее слезы и страдания только пугали его еще больше. Эми, наблюдая за всем этим, тоже была напугана и растеряна.

Той ночью в постели Мэгги рассказала Алексу об этом случае. Он обнимал ее и пытался утешить, но она очень боялась, что однажды потеряет над собой контроль и причинит детям вред. Она ощущала какое-то тревожное присутствие. По ее словам, внутри у нее было что-то вроде поднимающегося лифта, и на последнем этаже его двери грозили открыться и показать нечто чудовищное. То, что было там всегда и лишь дожидалось своего часа. Алекс не мог понять, и ему ничего не оставалось делать, кроме как обнимать и ободрять ее. Он поцелуями осушал ее слезы.

Но по правде сказать, Алекс и сам держался из последних сил. Он был в ужасе и слишком боялся сложить вместе детали головоломки. Ему действительно казалось, что его выживание, выживание всей их семьи зависит от того, насколько он сумеет держать все эти вещи в своем сознании порознь. «Раскоп Мэгги», эксперименты, о которых ему было известно, дневник, ее ужасные вспышки: все они маячили, подобно некоей фигуре под капюшоном, поджидающей на горизонте и сулящей жуткие выводы. Но Алексу казалось, что фигура под капюшоном окончательно материализуется только в том случае, если ей удастся заглянуть ему в глаза, если она узнает, что он знает. Пока что эта фигура бродила на периферии его зрения, делая знаки, пытаясь привлечь внимание, желая, чтобы он посмотрел ей в глаза.

Но Алекс не хотел смотреть ей в глаза. Он решил сопротивляться. Перед ним была не та Мэгги, какую он знал прежде, но он не оставлял надежды: если достаточно долго делать вид, будто жизнь постепенно приходит в норму, то маячившая на горизонте фигура в капюшоне уйдет в тень. И все, что требовалось от Алекса, — не смотреть в глаза.

Он не решался дотронуться до Мэгги после ее болезни, но однажды ночью все-таки приник к ее губам и попытался поцеловать ее взасос. Она напряглась и больно укусила его за язык. Алекс отпрянул, плюясь кровью. Укус оказался глубоким. Лицо Мэгги было искаженным и уродливым.

— Ну КАК, нравится тебе уздечка, уздечка, уздечка?

Сразу же осознав, что она сделала, Мэгги начала истерически всхлипывать и прижиматься к Алексу. Но он совершенно растерялся и не знал, что и думать.

Чуть позже, лежа в темноте, Мэгги сказала:

— Мне нужен Де Санг. Он сможет мне помочь.

— Что? Этот мошенник? Да что он может сделать для нас?

— Я сказала тебе. Он может мне помочь.

— Мы найдем тебе приличного психиатра.

— Нет. Мне нужен Де Санг.

— Мэгги, он нам не поможет. — Алекс был в полном отчаянии. — К тому же я так и не оплатил его счет.

Мэгги записалась на прием к Де Сангу на следующий же день. Она взяла с собой Сэма. Мальчик вбежал в кабинет и бросился к доктору, обнимая его ноги.

— Ну, ну, ну! Как поживаем, молодой человек?

Де Санг наклонился к Сэму и заговорил с ним очень тихо, словно собираясь сообщить ему самый большой в мире секрет:

— Мне надо побеседовать с твоей мамочкой. Как думаешь, ты сможешь какое-то время подержать капитана Крюка связанным вон в том коридоре?

Сэм, шаркая, вышел из кабинета.

— Моя секретарша за ним присмотрит. — сказал Де Санг, предложив Мэгги стул.

— Я как раз ей заплатила. — ответила Мэгги.

Де Санг отвернулся.

— Итак, — сказал он после того, как она изложила ему свою историю. — Есть Мэгги, есть Белла и есть...

— Есть А.

— И вы не знаете ее имени?

— Нет. Но кажется, Белла знает.

— А почему вы решили, что я смогу убедить Беллу рассказать нам?

Мэгги указала на его диплом гипнотерапевта, выглядывающий из-под детских рисунков на стене.

— Я хочу, чтобы вы помогли мне запустить обратный ход памяти. Это ведь так называется?

Де Санг покачал головой:

— Я бы не назвал это рядовым использованием гипнотерапии.

— Конечно. Но ведь и вы — не рядовой психолог.

Доктор улыбнулся. Потом переместился на свою кушетку, сбросил ботинки и лег, словно пациентом был он.

— Давайте-ка с вами побеседуем, Мэгги. — Он положил голову на подушку. — И пусть это останется между нами, ведьмами.

Де Санг согласился кое-что испробовать. Он настоял на том, чтобы сеансы проходили в доме Сандерсов. Ее психологические проблемы возникли дома, заметил он, а значит, и решать их тоже нужно там.

Алекс демонстративно ушел.

Придя к ним в дом, Де Санг попросил Мэгги с максимальным удобством устроиться в гостиной. Он снял пиджак.

— Я хочу, чтобы вы как следует расслабились. Я знаю, что вы мне доверяете, и так будет намного проще, — сказал он.

Мэгги кивнула.

— Мэгги, вы думали о том слове, которое я вам сказал? Я собираюсь его произнести, и вы вспомните его в точности так же, как я показывал вам на днях. Договорились?

Мэгги снова кивнула.

— А слово это, слово это, Мэгги, — я его вам говорил.... Подождите. Прежде чем я скажу вам это слово, Мэгги, устройтесь, пожалуйста, поудобнее. Давайте-ка подвинем эти подушки, вот, так-то лучше. А теперь сделайте глубокий вдох, потому что я собираюсь сказать это слово, глубокий вдох, да, хорошо, вот так, и еще, и слово это...

Де Санг заговорил тише. Он почти шептал. Его речи были присущи характерные модуляции и особый неотразимый ритм: хотя он говорил совсем немного, казалось, что разматывается целый клубок.