– Я ни в чем не виновен, – не задумываясь, ответил тот. – Разве только в том, что не проявил должного терпения в тюрьме, где сама моя жизнь подвергалась опасности.

– Соблюдайте судебную процедуру и отвечайте по существу, – раздраженно сказал судья. – А вы, Эндрю Бэйнс, виновны или не виновны?

– Не виновен, сэр.

– Прекрасно. Джереми Питт…

– Я не скрываю своей причастности к восстанию герцога Монмута! – с вызовом ответил юноша, не дав судье договорить.

– Вот и славно. Если бы все бунтовщики не упрямились, мы сэкономили бы кучу времени, – вздохнул судья и предоставил слово свидетелю обвинения – капитану Гобарту.

По окончании его показаний судья поспешил вынести вердикт.

– Полагаю, факт подлой измены доказан, и эти мерзавцы заслуживают смертной казни.

– Прошу прощения, сэр, – лорд Джефрейс вздрогнул от уверенного и насмешливого голоса Питера Блада. – Хочу обратить ваше внимание, что капитан Гобарт умолчал о том, что я делал в Оглторпе.

– И что же ты мог там делать в компании бунтовщиков?

– В молодости я окончил Тринити-колледж в Дублине в степени бакалавра медицины. В ту ночь Джереми Питт позвал меня к раненому лорду Гилдою, и я счел своей обязанностью оказать ему помощь.

– Джереми Питт, который сам сознался в своей измене королю? Знал ли ты, что он был сторонником Монмута?

– Да, ваша честь.

– Знал ли ты, что Гилдой был ранен, сражаясь на стороне мятежников?

– Да, ваша честь.

– И все-таки поехал?

– Я выполнял свой долг.

– Твой долг, подлец ты эдакий, – служить королю! А ты спасал жизнь подлого изменника!

– Меня волновали его раны, а не политические убеждения, – теряя терпение, ответил Блад.

– Боже правый! Есть ли у тебя стыд?! Ты продолжаешь упорствовать после того, как морочил голову капитану Гобарту байкой о происхождении изменника Питта!

– Я не хотел, чтобы его повесили без суда. Несправедливость, совершенная королевским слугой, бесчестит и самого короля.

Этот уверенный ответ взбесил Джефрейса. Срываясь на крик, он заявил, что не желает больше выслушивать наглые речи бунтовщика, и объявил, что суд удаляется на совещание. А уже через несколько минут судья объявил приговор – все трое были признаны виновными и приговорены к смертной казни через повешение.

19 сентября 1685 года случилось еще одно знаменательное событие. На имя лорда Джефрейса пришло письмо, в котором говорилось, что по распоряжению короля смертная казнь для бунтовщиков должна быть заменена пожизненной каторгой. Яков II посчитал, что изменники принесут больше пользы, работая на его плантациях в южных колониях на Ямайке, Барбадосе и на Подветренных островах.

Так, вместо того чтобы болтаться на виселице, Питер Блад, Эндрю Бэйнс и Джереми Питт оказались на корабле «Ямайский купец», следующем на Барбадос. Бэйнс вместе с несколькими другими несчастными умер в дороге от болезни, вызванной скудной пищей и тухлой водой. Капитан, напуганный тем, что его заставят отвечать за потери живого товара, позволил Бладу улучшить условия содержания заключенных на корабле и оказать помощь больным, в результате чего смертность была существенно снижена. В середине декабря выжившие повстанцы были высажены на берег в Карлайлской бухте и выстроены на молу для осмотра губернатором острова.

Губернатор Стид появился в сопровождении полковника барбадосской милиции. Чуть поодаль шла стройная девушка в костюме для верховой езды. Широкополая серая шляпа с алыми страусовыми перьями прикрывала от палящих лучей тропического солнца очаровательное лицо с тонкими чертами и широко поставленными карими глазами. Блестящие каштановые локоны свободно падали на плечи.

Блад поймал себя на том, что невольно залюбовался красотой и изяществом девушки, и болезненно поежился, заметив, что она тоже внимательно его разглядывает. Слишком печальное зрелище представлял он в этот момент. Давно не бритый, немытый, со спутанными отросшими волосами, в жалких лохмотьях, оставшихся от некогда хорошего камзола, он никак не мог понять, чем обязан тому, что девушка не сводит с него пронизанного изумлением и жалостью взора.

– Дорогой полковник Бишоп, – прервал размышления Блада визгливый голос губернатора. – Думаю, вы имеете полное право выбрать из этого букета рабов по своему вкусу и по назначенной вами цене. Остальных мы продадим с торгов.

– Вы очень добры, – ответил Бишоп, презрительно щуря поросячьи глазки. – Но боюсь, что ни один из этих доходяг не способен работать на плантациях. Да и климат на белых действует плохо – дохнут как мухи.

Он подошел к осужденным, остановился возле Питта, потрогал его мускулы, посмотрел зубы и небрежно бросил:

– Пятнадцать фунтов.

Началась торговля, вызывавшая у Блада чувство глубокого отвращения. Питт внешне сохранял спокойствие, но яркий румянец на скулах был красноречивым свидетельством внутренней борьбы. Сойдясь на двадцати фунтах за молодого штурмана, Бишоп пошел дальше, миновав Блада, и остановился возле прекрасно сложенного гиганта по имени Волверстон, потерявшего глаз в сражении при Седжмуре. Торговля возобновилась. Когда полковник уже готов был объявить, что отобрал весь необходимый ему человеческий товар, к нему подошла девушка и что-то тихо сказала. Бишоп нахмурился и пошел обратно вдоль шеренги. Когда он поравнялся с Бладом, девушка коснулась его руки хлыстом.

– Я говорила об этом человеке, – сказала она.

– Об этом? – презрительно выдохнул полковник, и Блад почувствовал, как от этого омерзительного осмотра лицо его заливается краской. – Мне этот мешок костей и даром не нужен.

– Ваша племянница права, – вмешался капитан корабля. – Он тощ, но вынослив. Когда половина арестантов валялась в бреду, он не только не заболел, но и лечил своих товарищей. Если бы не он, мы бы не довезли и половины повстанцев.

Джереми Питт затаил дыхание – ему очень не хотелось расставаться с Бладом. Бишоп задумчиво потер подбородок и сказал:

– Десять фунтов, не больше.

Через месяц после того, как Питер Блад был продан в рабство за оскорбительно ничтожную сумму, мисс Арабелла Бишоп, племянница полковника барбадосской милиции, направлялась с визитом к жене губернатора. Ее внимание привлек высокий, хорошо одетый человек. Остановив лошадь и сделав вид, что любуется закатом, девушка стала внимательно наблюдать за приближающимся незнакомцем. То, что Арабелла приняла за дорогой камзол, оказалось простенькой одеждой из домотканой материи, на удивление хорошо сидящей на его статной фигуре. Подойдя поближе, незнакомец галантно снял шляпу и поклонился. Его удивительные синие глаза печально смотрели на девушку, чье миловидное лицо даже в двадцать пять лет светилось какой-то детской непосредственностью и любопытством.

– Я вас знаю? – остановила Арабелла собиравшегося идти дальше незнакомца.

– Каждая хозяйка знает свою вещь, – ответил тот. – Питер Блад к вашим услугам, стоимостью в десять фунтов. Месяц назад мне посчастливилось узнать себе цену.

– Вы можете смеяться над этим? – теперь Арабелла вспомнила его.

– Это далось мне с трудом, – признался Блад. – Но моя участь могла бы быть гораздо хуже.

Арабелла вспомнила, как ей рассказывали, что замеченный ею повстанец оказался неплохим врачом, причем более талантливым, чем два местных доктора. Теперь он лечил губернатора Стида от подагры, а его сварливую жену от мигрени, поскольку полковник Бишоп быстро смекнул, что использовать нового раба по его специальности выгоднее, чем на плантациях.

– Я должен быть вам благодарен за свою судьбу.