венерианских божков как будто нарисованы мелом на сернистых облаках, и Сюдян на одолженных крыльях кажется рядом с ними совсем крошечной. Миели смотрит, как они окружают и преследуют ее, вынуждая уходить вниз по крутой спирали, и знает, что Сюдян смеется — громко и заливисто, вовсю наслаждаясь жизнью.

— Миели, девочка моя! Иди к нам! — кричит она в ухо Миели. — Спорим, ты не сможешь меня догнать?

Миели в одно мгновение могла бы оказаться рядом, стоило только позволить городу снабдить ее второй оболочкой и достаточной силой для крыльев, чтобы противостоять венерианскому ветру, но она предоставляет Сюдян резвиться одной. Кроме того, Миели чувствует себя тяжелой,как будто придавленной к земле, несмотря на то, что фоглеты города Амтор поддерживают ее тело невидимыми руками. Она не хочет сейчас летать. Или просто смогла убедить себя в этом.

Она испытывает головокружение, глядя вниз, на суровые базальтовые горы с их необычным строением, трещинами и вулканами, и приходит в ужас при мысли о трехсотмильном ветре, ревущем снаружи, и иссушающей жаре под пеленой туч, которая делает планету похожей на гигантский автоклав. Миели привыкла к жестоким условиям и большую часть жизни провела в скафандре, но в космическом Человеке Тьмы нет злобы, только пустота. С Венерой дело обстоит иначе, и Миели еще не готова с ней встретиться. Пока не готова.

Хватит хандрить,произносит «Перхонен» в ее голове. Выходи. Летай. Играй. Мы проделали такой долгий путь. Надо наслаждаться жизнью.В голосе корабля слышится нетерпение.

— Помолчи, — говорит Миели. — Я хочу посмотреть на рассвет.

В городе Амтор рассвет длится вечно. Око солнца, оранжево-красное, окрашивает плотные молочные облака в такие цвета, каких Миели никогда не видела в Оорте, краю льда и грязного снега. Город летит на горячих ветрах на границе света и тьмы, преследуя солнце. Он представляет собой сферу из ку-камня и алмазов, внутри которой поднимаются волшебные башни. Цивилизация, пляшущая на дыхании Венеры в пятидесяти километрах над поверхностью.

Из наблюдательных сфер на краю города открывается изумительный вид, и Миели намерена сидеть там в одиночестве и наслаждаться пейзажем. После долгого путешествия вместе с Сюдян под тонкой оболочкой паучьего корабля, после многих месяцев скольжения по Магистрали, унесшей их на световые часы от пояса Койпера, одиночество производит странное впечатление.

Но, возможно, ей мало просто наблюдать рассвет. Может, она должна…

— Привет, оортианка. Хочешь персик?

Миели вздрагивает от неожиданно раздавшегося голоса. На скамье по соседству сидит парень лет шестнадцати со смуглой кожей, которая в лучах венерианского рассвета кажется медной. Он одет как на картинках в старых книжках: в джинсы и футболку, которые висят на его худощавом теле. У парня тонкие седые волосы, но взгляд пронзительно голубых глаз кажется молодым. Он сидит, подняв колени и закинув руки за голову. Рядом стоит рюкзак.

— Как ты узнал, что я из Оорта? — спрашивает Миели.

— Ну, понимаешь… — парень почесывает подбородок. — Тебя выдает взгляд.

— Какой взгляд?

— Я называю это взглядом Гулливера. Мне уже доводилось видеть подобное. Как будто ты попала в страну великанов. Как будто эта планета слишком большая для тебя. Персик?

Он засовывает руку в рюкзак, достает золотистый шарик и бросает ей. Непривыкшая к гравитации, Миели с трудом ловит его. И краснеет.

— Он не такой уж большой, — говорит она. — Просто сила притяжения мешает.

Миели приближается к скамье, внимательно следя за своей походкой: ей кажется, что она вот-вот провалится вниз, и она осторожно делает шаги, как будто идет по тонкому стеклу. Парень отодвигает рюкзак, и она с благодарной улыбкой садится рядом.

— А почему же ты не там, не летаешь по воздуху? Так было бы легче.

Миели надкусывает персик. Мякоть сладкая и сочная, с привкусом горечи, как венерианский воздух.

— А ты? Почему ты не летаешь? — спрашивает она.

— Ну, начнем с того, что здесь ты. Самая хорошенькая девчонка из всех, кого я видел, и совсем одна в городе богов. — Он покусывает губы. — А может, я просто не люблю летать.

Миели сидит рядом с ним на скамье и продолжает есть персик. Косточку она перекатывает во рту. Поверхность косточки жесткая и шершавая, такой, вероятно, могла быть твердь Венеры, если дотянуться до нее языком: неровный базальт, густой, почти жидкий воздух и едкая кислота.

— Моя… подруга там, — сообщает она. Разговаривать с кем-то, кроме Сюдян или «Перхонен», оказывается очень приятно. — Мы прибыли сюда вчера. Очень странное место. Ей нравится. А мне нет.

— Я и не предполагал, что оортианцы забираются так далеко вглубь Внутренней Системы. Но не подумай, что я против, совсем нет.

В этот момент она готова рассказать ему все.