Волны галлюцинаций пошли на убыль. Люди взбирались на трилиты внешнего круга и ходили по перемычкам. Одна женщина стала танцевать стриптиз. Толпа захлопала и принялась ее подбадривать. «Непорочная дева, непорочная дева!» — кричала они. Поблизости стоял маленький мальчик и жадно наблюдал за зрелищем, выдавливая сидр из одноразовой упаковки. Кейджу захотелось пить, но он ничего не сделал. Парень ушел, бросив картонку на землю. Когда стриптизерша сняла трусики, появился констебль, и она стала танцевать специально для него. Люди заорали еще больше. У женщины не было руки, она отстегнула протез и принялась размахивать им над головой. Мир сошел с ума, и, чтобы не уйти вместе с ним, Кейдж вытащил шприц с нейролептиком и воткнул иглу в вену.

— Тони.

Тони не было. Остался только камень.

— Эй, приятель. — Незнакомец принялся его трясти. — Это я. Тод. Уинн плохо! Что вы приняли?

— Волнами. — Кейдж засмеялся. — Они накатывают волнами. — Теперь он понял. Галлюцинации. Но не от «участия». Он так расхохотался, что упал с камня. — Белотти! — Бедняга Бобби наконец попал в яблочко после стольких лет. Наркотик был чистым, только доза слишком… высокая. Галлюциноген. Опасный, говорил он. Непредсказуемый. Этот непредсказуемый старый…

— Ублюдок! — Кейдж задыхался.

— Ему нужен кислород. Быстро!

— Посмотрите на его глаза!

Когда накатила последняя волна, Кейдж вцепился в камень. Купол исчез. Парковка, шоссе, все признаки цивилизации исчезли. А потом валуны проснулись и пустились в пляс. Упавшие поднялись. Дорога вырвалась из травы. Жертвенный камень встрепенулся и отбросил Тони прочь, вставая. Рядом появился его близнец: врата. Кейдж хотел пройти сквозь них, ступить на дорогу, увидеть Стоунхендж целым. Но магия не давала ему сделать и шага. В полностью объясненном мире выжило только самое тонкое и самое могущественное волшебство, то, что работает исключительно в разуме. Проклятие. Мертвый и безграмотный народ наложил проклятие на воображение мира. В своем грубом величии Стоунхендж бросал вызов всем, кто пытался понять его значение, и эта тайна была навеки сокрыта за непроницаемыми стенами времени.

— Положите его здесь.

— Тони!

— Он тебя не слышит.

Неожиданно все они оказались вокруг него, все, кто стоял на том месте, где сейчас находился Кейдж. Политики и писатели, художники и историки, и да, даже туристы, которые, ища развлечения на часок, нашли вместо этого великую тайну. Все те, кто принял вызов Стоунхенджа и пал под его проклятием. Они стремились словами и образами раскрыть секрет, но увидели только самих себя. Неожиданно ослепительно засияло солнце, а камни засверкали серебром. Кейдж увидел, как в них отражаются призраки. Среди них он разглядел и себя.

— Тони, ты меня слышишь? У Уинн какой-то приступ. Ты должен нам сказать.

Кейдж увидел себя, лежащего на Жертвенном камне. Что это значило? Он ее потерял. Образ Уинн, казалось, замерцал. Тони стал привидением; мысль о смерти не печалила. Стать камнем.

— Проснись. Ты должен ее спасти. Она же твоя дочь, будь ты проклят!

— Нет. — В эту самую секунду отражение Кейджа в камне сместилось, и он увидел свой зеркальный образ. Уинн. Ей плохо. Уже очень давно она скрывала боль наркотиками и притворной твердостью. Он должен был понять. Пойманный в ловушку магической логикой галлюцинации, теперь Кейдж почувствовал ее боль по-настоящему, сам Стоунхендж заставил его страдать вместе с ней, создав волшебный пейзаж, где слова расступались и разум мог прикоснуться к разуму. Или так показалось Тони. Сквозь видение прорвался звук: крик.

— Нет!

Камни упали, исчезнув, но теперь Кейдж уже не мог сбежать от боли. Вся ложь, которой он ее скрывал, сгинула. В минуту ужасающего просветления Тони понял, что сотворил. Со своей собственной дочерью.

Тод потерял шлем; наверное, тот валялся где-нибудь на земле, снимая крупные планы стеблей травы. Сквозь голубую кожу проступала бледность. Кейдж моргнул, пытаясь вспомнить, о чем же парень его спрашивал. К голове и запястьям Тони были приклеены электроды. Медик проверял показания приборов.

— Что вы ей дали? — спросил врач.

Руки Кейджа дрожали, пока он рылся в карманах и доставал инжектор.

— Вот… вколите… нейролептик. Ей это нужно. Сейчас же!

Медик был молодым и явно засомневался. Кейдж сел, сорвал электрод с виска.

— Ты знаешь, кто я? — Мир вращался. — Делай!

Юноша взглянул на Тода, взял шприц и побежал к столбам. Шлерманн с неуверенностью во взгляде рассматривал Кейджа.

— Что ты ей сказал? — Тони попытался встать.