— Надо сместиться градуса на четыре, — сказал кто-то. Люди наклонялись помочь лающему человеку.

— Тони, — незнакомая и прекрасная женщина взяла Кейджа за руку.

Ее голос разносился эхом, искажался: небрежный говор ребенка, его радостный крик. Он заморгал, рассматривая ее в мягком свете. Голубокожая, волосы шипами, одета в серебро: оправа для сапфира. Ее лицо — драгоценность. Дорогая. Кейдж влюбился.

— Кто ты? — Он не мог вспомнить.

— Они накатывают волнами, — сказала она. Тони не понял.

— Он сейчас так далеко, что дышит в космосе, — встрял камероголовый с издевающимся голосом.

— Кто ты? — повторил Кейдж, сжимая ее руку.

— Это я, Тони. — Красивая женщина засмеялась. Ему тоже хотелось смеяться. — Уинн.

«Уинн». Он произносил про себя это слово снова и снова, содрогаясь от удовольствия при каждом повторении. Уинн. Его Уинн.

— А я Тод, помнишь? — Камероголовый излучал презрение. — Господи, как же хорошо, что я не стал принимать эту дурь. Вы посмотрите на себя! Она смеется не переставая, а ты окончательно ушел в ступор. И как бы я работал? Вы хоть понимаете, насколько улетели?

Тод. Кейдж пробился через еще одну волну галлюцинаций, пытаясь вспомнить. План… заставить Тода… заставить Уинн увидеть… то, что Тони и так знал. Правда, Шлерманн в полном сознании, и это очень плохо.

— Ты не принял?..

— Черт, нет! — Он повернулся. Кейдж почувствовал, как глаза-линзы исследуют его, записывают, оценивают. — Я не такой доверчивый, как ты думаешь, и решил притвориться, посмотреть для начала, как препарат подействует на вас. Если бы вам стало действительно хорошо, я бы проглотил твои пилюли.

В шлеме Тода мигала крохотная красная лампочка.

— Отключи, сволочь, — сказал Кейдж. — Только не твоем чертовом… твоем долбаном…

— Нет? — Тони разглядел улыбку, мелькнувшую за визором. — Ты же знаменитость, мужик. Ты принадлежишь всем нам.

— Тод, — встряла Уинн, — не подначивай его.

Лампочка погасла. Шлерманн откинул забрало и протянул ей руку. Девушка отпустила Кейджа и пошла к нему.

— Уинн, давай пройдемся. Мне надо с тобой поговорить.

Наблюдая, как они уходят вместе, Кейдж почувствовал, что обращается в камень. Он ее потерял. Толпа водоворотом захлестнулась вокруг парочки, и та исчезла.

— Вы Тони Кейдж?

Он отсутствующим взглядом уставился на женщину средних лет в одежде, меняющей цвет в зависимости от настроения. Платье из голубого стало серебряно-зеленым, пока его обладательница звала мужа:

— Мари, иди сюда скорее!

К ним подошел пухлый мужчина в изотермическом костюме, откликнувшись на крик.

— Вы же Тони Кейдж, да?

Тони онемел. Неожиданный собеседник пожал его бесчувственную руку.

— Точно, мы видели вас по телесети. Много раз. Мы из Штатов приехали. Нью-Гемпшира. Мы пробовали все ваши наркотики.

— «Полет» у нас самый любимый. Меня зовут Сильви. Мы на пенсии. — Лаймовый цвет сменился яблочно-зеленым. Кейдж не мог найти в себе сил посмотреть женщине в лицо.

— Я — Марв. Слушайте, а вы, похоже, серьезно улетели. А вы что принимали? Что-нибудь новенькое?

Люди начали смотреть в их сторону.

— Извините, — язык был каменным. — Плохо себя чувствую. Мне надо… — Сказав это, Тони, покачиваясь, двинулся прочь от фанатов. К счастью, они за ним не последовали.

Он не помнил, сколько времени бродил в толпе, куда ходил, что искал. Страшное подозрение мучило его. Может, какие-то проблемы с дозировкой? Друиды в конце концов закончили службу, и купол открыли для всех желающих. Кейдж дрейфовал в человеческом потоке, и его в конце концов выбросило приливной волной к Жертвенному камню.

Это был покрытая лишайником плита из песчаника, находящаяся в тридцати метрах от внешнего круга: хорошее место, чтобы присесть и понаблюдать со стороны за суетой вокруг стоящих камней. Грубая поверхность валуна была испещрена оспинами. Когда-то люди думали, что эти естественные впадины предназначались для стока жертвенной крови, человеческой и животной. Еще один миф, ведь изначально камень стоял вертикально. А теперь здесь лежали двое падших, Кейдж и столб, фундамента не было, цели затерялись. Они находились в примерно одинаковом состоянии сознания. В голове Тони проносились мысли песчаника, сейчас он видел мир глазами камня.

Солнце взбиралось вверх. Кейджу стало жарко. Палящие лучи и телесные испарения перегрузили кондиционеры купола. А Тони ничего не делал.