С этим врач удалился, пообещав заглянуть еще раз попозже. Прошло два часа. Хамфри заметил, что лицо брата словно облили водой. Он натянул на него одеяло до самого подбородка. Эдвард немедленно попытался его сбросить. И, несмотря на то что болезнь отняла у него много сил, младшему брату изрядно пришлось побороться с ним, пока он достиг желаемого результата. Эдвард покрылся обильной испариной, затем перестал бредить и биться и погрузился в спокойный, глубокий сон.

– Благодарение Небесам! – вырвалось облегченно у Хамфри. – Теперь есть надежда.

– Ты сказал, есть надежда? – немедленно раздалось у него за спиной.

Пейшонс и Клара вошли совершенно неслышно.

– Да, – кинул он укоряющий взгляд на старшую девушку. – Если верить тому, что сказал мне врач, есть надежда, что брат мой все же сумеет покинуть живым этот дом, в который имел несчастье войти.

Выпалил он это резким и грубым тоном, и оправдывало его лишь то, что Пейшонс ему представлялась главной причиной несчастья с братом, который, не обойдись она с ним так дурно, был бы сейчас здоров. Девушка, ничего ему не ответив, упала на колени возле кровати и начала беззвучно молиться. Хамфри ожег запоздалый стыд. «Нет же, она совсем не такая», – пронеслось у него в голове, и он теперь дорого дал бы, предоставься ему возможность упрятать свои слова обратно в уста. Прочтя молитву, Пейшонс и Клара так же беззвучно, как и вошли, покинули комнату.

Потом появился хранитель. Он протянул руку Эдварду. Тот, сделав вид, что не замечает, не стал ее пожимать. «Хватит с него и Арнвуда, а без руки моей обойдется», – вновь закипела в нем злость. Хранитель, пощупав лоб Эдварда и убедившись, что он стал прохладным, тихо проговорил:

– Слава Тебе, Милосердный Боже, за Милость Твою. Бесценная жизнь спасена Тобой ныне. – Выдержав краткую паузу, во время которой пристально всматривался в лицо спящего Эдварда, он обратился к Хамфри: – Как там ваши сестры? Дочь прислала меня о них справиться. Если вы остаетесь здесь на ночь, я пошлю сейчас к вам домой человека, и он сообщит им, что вашему брату лучше.

– Их больше там нет, мистер Хидерстоун, – сухо проговорил Хамфри. – Они перешли под опеку наших друзей. Я сам отвез их к ним в Лондон, иначе я давно бы уже сидел у постели брата.

– Вы потрясли меня своей новостью, – был совершенно ошеломлен мистер Хидерстоун. – У кого же, позвольте узнать, вы их разместили и в каком качестве?

Хамфри понял, что разоткровенничался гораздо больше, чем следовало. Внукам егеря незачем было ехать куда-либо за воспитанием и образованием.

– В лесу им стало так одиноко, сэр, – принялся он сочинять на ходу подходящую версию. – Вот мы с Эдвардом и отправили их под опеку тех, кто хорошо устроит их в городе.

Этот ответ хранителя явно расстроил, и он с хмурым видом покинул комнату, чтобы, однако, тут же в нее вернуться вместе с врачом. Тот, осмотрев пациента, остался вполне доволен, объяснил Хамфри, когда и какие лекарства теперь ему нужно давать, и под конец уверенно заявил, что пробудится Эдвард ото сна уже в полном сознании, его же, врача, присутствие вряд ли необходимо до следующего вечера, когда он снова нанесет визит.

Эдвард не пробуждался до самого рассвета, открыв же глаза, сразу узнал Хамфри. Тот поднес ему чашку с водой. Он жадно ее осушил.

– О, Хамфри, выходит, что я по-прежнему еще здесь, но мне сейчас очень хочется спать. – И, откинув голову на подушку, он опять погрузился в сон.

Солнце уже светило вовсю, когда в комнате возник Освальд.

– Сказывают, опасности для него больше нет, мастер Хамфри, а вы вот уже здесь всю ночь просидели. Если дозволите, я сейчас подежурю-ка вам на смену. А вы прогулялись бы пока на свежем воздухе. Это наверняка вас чуток взбодрит.

– Спасибо, Освальд, я так и сделаю, – ничего не имел против он. – Эдвард уже один раз просыпался и, слава богу, был в разуме. Наверняка вас узнает, как только снова откроет глаза. Вот тогда вы и позовите меня.

Едва свежий ветер обдул его щеки, Хамфри и впрямь почувствовал прилив бодрости и решил прогуляться, но почти тут же увидел Клару, которая явно спешила ему навстречу.

– Как ты? – еще не остановившись, выпалила она. – И как себя чувствует Эдвард?

– Ему уже лучше, и, кажется, он уже вне опасности, – коротко бросил он.

– Но, Хамфри, что побудило тебя вчера сказать эти слова? – изумленно взирала на него девушка.

– Не помню, чтобы я вообще вчера говорил, – стремился уйти от опасной темы он.

– Нет, говорил, и, если забыл, могу повторить тебе, – не так-то легко было сбить с толку Клару. – Ты сказал: «Есть надежда, что брат мой сумеет покинуть живым этот дом, в который имел несчастье войти».

– Ну, может, и так, но это были скорее мысли вслух, – не мог уже отпереться Хамфри.

– Но почему у тебя возникли такие мысли? К какому еще несчастью Эдвард вошел в этот дом? Отвечай! Я хочу это знать. Пейшонс потом долго плакала. Зачем ты это сказал? Ведь раньше совсем по-другому думал.

– Да, дорогая Клара. Я раньше действительно думал совсем по-другому, но теперь кое-что изменилось. Только давай-ка оставим это. Все равно объяснить я тебе не могу.

Клара умолкла, но лишь на мгновение, чтобы тут же затронуть не менее щекотливую область.

– Пейшонс сказала, что твои сестры уехали. Ей это сообщил отец. Это правда?

– Да, уехали, – подтвердил Хамфри.

– Но почему? Зачем? Кто теперь будет ухаживать за всеми вашими зверями и птицами? Кто приготовит тебе еду, Хамфри? Как ты без них со всем этим справишься? И отчего тебе даже в голову не пришло сообщить нам с Пейшонс об их отъезде? Мы так хотели бы с ними проститься!

Хамфри был раздражен, измотан тревогой за брата, расспросы Клары загнали его в тупик, он решил ответить ей так, чтобы она обиделась и отстала.

– Моя дорогая, хочу напомнить тебе, вы с Пейшонс – дочери джентльменов, и обе принадлежите к высокому кругу, а сестры мои, как ты знаешь, всего лишь жители леса. У брата и у меня дела с родословной обстоят точно так же. Негоже, чтобы мистрис Пейшонс и ты водили дружбу с такими, как мы. Особенно после того, как мистрис Пейшонс стала богатой наследницей. Отец ее получил во владение одно из самых завидных поместий Англии, и она теперь станет его счастливой хозяйкой. Не пристало помещице Арнвуда водиться с внуками егеря. А так как в Лондоне у нас есть друзья, мы попросили их взять под опеку наших сестер. Нам показалось, это будет для них лучшим выходом. Даже если со мной и Эдвардом что-то случится, они останутся не одни. После того же, как их там обучат, они пойдут в камеристки к вельможным дамам. Тебе, прелестная Клара, разве не кажется, что из них выйдут прекрасные камеристки?

Девушка уже захлебывалась от рыданий.

– Ты очень недобрый, Хамфри! И не имел никакого права отправлять в такой ужас сестер! А кроме того, я тебе не верю!

И, развернувшись, она убежала в дом.

Вас, дорогие мои читатели, наверное, потрясло, сколь недобро и грубо наш благородный и рассудительный Хамфри позволил себе обойтись с бедной Кларой? Но не судите его слишком строго. Он всего лишь хотел охранить свои с братом тайны от жителей этого дома. И так как его еще не оставила до конца тревога о нем, а факт, что хранитель присвоил себе их двухсотлетнюю фамильную собственность, поверг его душу и разум в смятение столь же сильное, как и запальчиво-импульсивного Эдварда, легко понять его чувства. Эдвард лишился одновременно и Арнвуда, и надежды на Пейшонс. Хамфри же был потрясен предательством тех, кого почитал за друзей и союзников, и соответственно изменившимся обстоятельствам, а точнее, тому, как он их себе представлял, поторопился избавиться от компании несомненно подосланной к нему Клары, вскоре после чего вернулся в комнату брата.

Эдвард уже проснулся и обсуждал что-то с Освальдом Патриджем. Хамфри к ним подошел. Больной, крепко сжав его руку, с волнением произнес:

– Скоро, надеюсь, я уже буду в силах покинуть их дом. Только бы избежать вопросов хранителя. Он ведь наверняка захочет моих объяснений и насчет отъезда сестер, и по всем другим поводам. Я не желаю ни отвечать ему, ни нанести ему оскорбление. Нет, я совсем не виню его в том, что он получил мою собственность, но и в близких с ним отношениях после этого не могу оставаться. Особенно если к тому же учесть, как отнеслась ко мне Пейшонс. Так что очень тебя прошу, не покидай моей комнаты до того, как тебя сменит Освальд. Тогда ни хранителю, ни кому-то другому при всем желании не удастся застигнуть меня одного. Мы как раз говорили об этом с Освальдом перед твоим возвращением.