Приход весны, а с ней и теплой погоды встретили радостно все, кроме Эдварда, на которого то и дело накатывали приступы мрачности и раздражительности. Он никак не мог примириться с оторванностью от привычной жизни. Родители сызмальства прививали ему сознание, что он – старший сын, а значит, наследник всех титулов и состояний своего знатного и богатого рода, занимавшего очень высокое положение в государстве и при королевском дворе. И вот семья его стерта с лица земли, дом превращен в руины, а сам он с братом и сестрами вынужден прятаться в дебрях леса, которые отделяют всего две мили от его законных владений. Чувство, что он оскорблен, унижен, растоптан, не проходило. Он жаждал расправиться с теми, кто так жестоко с ним обошелся. И жил лишь надеждой на будущее, когда станет достаточно взрослым и, как покойный отец, поведет свое войско сражаться за короля, а после того как тот снова восторжествует, вернет себе все, что принадлежало ему по праву.

Якоб тщетно призывал его в такие моменты набраться терпения и до лучших времен смириться. Натуре Эдварда Беверли претил такой компромисс. И мало нашлось бы людей, сердце которых горело столь жгучей ненавистью к пуританам. От того, чтобы впасть в окончательное неистовство, его удерживали лишь два обстоятельства. Во-первых, Якоб старался ему поручить в такие периоды как можно больше работы. А во-вторых, Эдвард, при всей своей пылкости, был наделен от природы достаточным разу-мом. И, понимая, что справиться со своими врагами сейчас все равно не сможет, гасил в себе до поры бушевавшее мрачное пламя.

Однажды погожим весенним днем, когда снег уже без остатка стаял, лес снова зазеленел, а деревья в саду вовсю набухали почками, Якоб сказал за завтраком:

– Настала нам, Эдвард, сегодня пора как следует поохотиться. Если сумеем побольше мяса добыть на продажу, куплю в Лимингтоне для Хамфри тележку и упряжь. Самки оленей сейчас оленятами заняты, и самцы кормятся в одиночку. Удастся такого до пастбища выследить, за тобой первый выстрел. Вернее, это я так решил, а уж что там кому из нас позволит олень, поглядим, – на всякий случай добавил он. – Ну, берем ружья – и в путь.

Через пять миль пути они обнаружили первый след. Эдвард было обрадовался, но Якоб, быстро ему объяснив, как по размеру и глубине отпечатка копыт определяется возраст их обладателя, сказал, что олень этот чересчур молод, чтобы тратить на него силы, и они направились дальше. Им вдоволь еще пришлось покружить по чаще, прежде чем егерь остановился, указывая на новый след.

– Вот этот самец в годах. Если возьмем, считай, мяса у нас будет вдоволь.

Миля пути по следу привела их к прогалине, окаймленной высокими и густыми кустами с колючками. Обследовав их по периметру, оба охотника не обнаружили больше ни единого следа, и Якоб остался в уверенности, что олень здесь и прячется. Мигом прикинув дальнейший план действий, он повернулся к мальчику:

– Ты стой на месте, а мы со Смокером шуганем его с тылу. Он от испуга тебе навстречу и вылетит. Вот и твой первый выстрел. Только помни: целиться ему нужно чуть выше плеча, а если совсем уж быстро бежит, подними ствол еще малость выше. Но вот если… – Якоб на миг смущенно замялся. – Ну, если он, часом, вместо твоей в мою сторону бросится, тогда, извини, рисковать не стану и сам его уложу. Очень уж нам сейчас мясо нужно. А тебе тогда позже другого оленя найдем.

Эдвард кивнул и спрятался в ожидании за колючим кустом. Якоб с собакой ушли. Какое-то время все было тихо. Затем донесся далекий треск сучьев. Эдвард замер, готовый в любой момент действовать. Кусты затрещали совсем рядом с ним, и прямо на мальчика из них выломился огромный олень. Он уже было шарахнулся в сторону, но Эдвард опередил его выстрелом. Олень упал. Мальчик, запомнивший наставление Якоба, остался в своем укрытии и, не мешкая, перезарядил ружье. Якоб и Смокер уже бежали к нему.

– Отлично, мой мальчик, – тихо проговорил старый егерь. Укрывая ладонью глаза от солнца, он пристально вглядывался в просвет меж кустами. – Ну-ка, сам посмотри туда, зрение у тебя помоложе будет, чем у меня. Это ветка торчит из травы или что?

– Нет, не ветка, – вгляделся мальчик. – Оно ведь двигается.

– Вот и мне показалось, но глазам не поверил. Не те они у меня уже стали, что прежде. – Якоб весь подобрался, как перед прыжком. – Эх, как бы к нему подойти? Лежит ведь на самой прогалине. Нам с тобой и укрыться негде.

– Отсюда никак, – отозвался мальчик. – Но если мы лесом с другой стороны к нему подкрадемся, то окажемся даже ближе, чем нужно для выстрела.

– Изрядно идти-то придется, – Якоба не слишком прельщал такой марш-бросок. – Но дело стоит того. И пойду я один, – принял решение он. – Это будет надежнее. А ты оставайся со Смокером.

И, осадив пса, который уже собрался составить ему компанию, командой: «Лежать!» – он бесшумно исчез за деревьями. Сколько мальчик ни вглядывался и ни вслушивался в тишину, он так и не смог определить, где находится его наставник, и понял, что он на месте, лишь в тот момент, когда крупный самец взвился на ноги из травы и немедленно был сражен выстрелом. Пуля Якоба не убила его, а лишь ранила, и теперь он несся прямо туда, где таились Эдвард с собакой.

– Лежать, – шепнул Смокеру мальчик и начал прицеливаться.

Олень приближался, однако, заметив охотника, резко взял в сторону. Эдвард успел в него выстрелить, но тоже не слишком удачно. Олень по-прежнему уходил. Эдвард, пустив пса ему вдогонку, дождался бежавшего через просеку в его сторону Якоба.

– Он очень серьезно ранен, – быстро проговорил запыхавшийся егерь. – Смокер его, конечно, теперь возьмет, но надо и нам поспешать.

Подхватив ружья, они кинулись следом за псом, и скоро до них донесся его заливистый лай. Оленя они нашли на коленях. Пес наскоками нападал на него, лишая последних сил.

– Эдвард, даже не вздумай к нему подходить в открытую. Удар рогами очень опасен, – быстро проговорил Якоб.

Пользуясь тем, что внимание раненого самца поглощает собака, он подобрался к нему сзади и точным ударом охотничьего ножа лишил напрасных мучений.

Уняв Смокера, да и собственное волнение, старый егерь смог наконец оценить по достоинству вторую добычу.

– Даже не знаю, какой из них лучше, Эдвард. На редкость сегодня удачная вышла охота. Вот только выстрел мой был неудачный, – с досадой добавил он. – Видишь, я попал ему в бок.

– А я в шею, – указал на второе отверстие в шкуре мальчик.

– Совсем не плохо, – похвалил его Якоб. – Ты сегодня, можно сказать, у нас главный охотник. Еще немного поднатореешь, и я смогу спокойно вешать на стену свое ружье. Ну, я остаюсь, а ты поспеши за Билли. Сегодня придется целых две ездки сделать. Хамфри как в воду глядел. Была бы у нас повозка, за один раз бы все в ней свезли. Ну, чего нет, того нет. Ладно, пока ты ходишь, успею туши освежевать.

С доставкой добычи домой они провозились до позднего вечера, а после еще устраивали ее на хранение, и когда наконец все было закончено, оба охотника не чувствовали под собой ног от усталости. Но это совсем не мешало Эдварду гордиться своей удачей. Впрочем, еще сильнее гордился им Якоб.

Три следующих дня он с утра отправлялся на нагруженном Билли в Лимингтон и пропадал там до вечера. Когда же все мясо наконец было продано, Якоб начал приглядывать повозку и в результате остановил выбор на крепко сработанной мастером, но небольшой, какая и требовалась для Билли, который, подобно другим лошадям из Нового леса, при всей выносливости и силе высоким ростом не отличался. Приобретя в довершение упряжь, Якоб запряг конька, чтобы тот его вез в повозке домой.

Билли, который еще ни разу не ходил в упряжи, новшества совершенно не оценил и принялся всеми доступными себе способами выражать такую позицию: ты, может, мне и хозяин, но всяким глупостям я потакать не намерен. Он брыкался, вставал на дыбы и шарахался из стороны в сторону, пытаясь вновь обрести свободу. Якоб пустился в переговорный процесс, и его ласковые интонации столь проняли конька, что он смиренно вздохнул и тронулся в путь, но тут же, испуганный грохотом повозки, понес с такой силой, что хозяин его едва не вылетел на дорогу. Затем то ли раскинув своим лошадиным умом, что лишь понапрасну расходует силы, то ли привыкнув к стуку колес позади себя, Билли убавил темп, и оставшийся путь до дома они проделали без эксцессов.