Они вышли из павильона, у крыльца увидели крестьянина, тот держал в руках бумажку.

— Это вам, ваше величество, — поклонился он.

— От кого?

— От директора Брессона.

Петр схватил записку, там было написано: «Ваше величество, в столице бунт. Гвардейцы возвели вашу жену на престол. Берегитесь. Ваш преданный слуга Брессон».

Бывший камердинер Брессон, возведенный Петром в управляющие гобеленовой фабрики, оставался верен ему и сейчас.

А между тем веселая компания направлялась через сад к Монплезиру. Увидев огорченное лицо императора, Воронцов спросил:

— Что случилось, ваше величество?

— Не говорил ли я вам, что эта дрянь на все способна! — крикнул Петр и подал записку канцлеру. — Читайте.

— Что такое?! — воскликнул Воронцов, прочтя записку и передавая ее Шувалову. — Что за ерунда?

Шувалов прочел, передал Трубецкому.

— Надо ехать, узнать все. Может, Брессон что-то напутал.

— Да, да, да! — ухватился Петр за эту мысль. — Езжайте, господа. Вы! — кивнул Воронцову. — Вы и вы, — указал на Шувалова с Трубецким. — Узнайте все подробно и известите меня. Возьмите мой экипаж.

Женщины, услышав о случившемся, заахали, завопили:

— Что же с нами будет?! Куда теперь мы?

— Оставайтесь здесь! — приказал Петр, все еще не пришедший в себя от такой новости.

— М-да, — пожевал губами Миних. — Этого следовало ожидать.

— Почему?

— Вспомните Елизавету Петровну, государь, не так ли поступила и она.

— Но там император был в пеленках, а я-то, я…

— Вы, государь, обидели гвардию.

— Чем, фельдмаршал? Что вы говорите?

— Вы поставили над ней вашего дядю, толком не знающего русского языка, более того, вы переодели гвардию в прусскую форму — форму врага и, наконец, создали свою гвардию из голштинцев.

— Кстати, Гудович, скачите в Ораниенбаум и ведите сюда мой полк. Будем готовиться к сражению. Как только победим, я эту дрянь запру в монастырь.

Все гости разбрелись по парку, по флигелям, Измайлов отправился на кухню, дабы распорядиться предстоящим обедом.

Петр вернулся в Монплезир, позвав за собой Волкова, схватил с кресла платье жены и со злостью зашвырнул его в угол, выругавшись:

— С-сука! — Сел на освободившееся кресло, предложил Волкову: — Садись, Дмитрий, к столу, будешь писать манифест и указы.

Первым был написан манифест, в котором Петр сообщал народу, что его супруга «предерзостно и незаконно» захватила престол, принадлежащий ему, Петру III, родному внуку Петра Великого, и возмущает против него — законного наследника — его гвардию. Призывая народ не подчиняться самозванке, он обещал достойно наказать всех участников этого бунта и править державой, ему врученной от Бога, по правде и совести.

Указы писались командиру гвардии принцу Георгу и полковникам стоявших в Петербурге частей. Всем им приказывалось безотлагательно следовать с полками в Ораниенбаум в полном боевом вооружении, чтобы встать на защиту его величества от бунтовщиков и взбесившейся бабы.

Встал вопрос, с кем отправить в Петербург манифест и указы.

Петр хотел послать кого-нибудь из голштинцев, но прозорливый Миних отсоветовал:

— Нельзя их, государь.

— Почему?

— Потому что их просто прибьют там. Надо послать с русскими солдатами.

Вызвали гофмаршала.

— Михаил Львович, немедленно найдите двух-трех русских солдат.

— Но где их тут взять?

— Хоть родите! — обозлился Петр. — Ступайте и исполняйте!

Измайлов ушел в великом смятении: действительно, где взять русских солдат? И, проходя через двор, увидел кучеров у экипажей, которые, распрягши коней, о чем-то гомонили.

И гофмаршал осенило: «Вот они, настоящие русские солдаты». Он подозвал трех из них, приказал:

— Ступайте за мной, его величество ждет вас.

Кучера, недоуменно переглядываясь, отправились за гофмаршалом. Измайлов вошел в Монплезир с чувством исполненного долга.

— Ваше величество, вот вам три русских солдата.

— Спасибо, маршал, — сказал Петр, с неудовольствием оглядывая кучеров.

Он был недоволен видом этих «русских солдат». «Не солдаты, а мешки с дерьмом, то ли дело мои голштинцы…» Однако выбрать было не из чего.

— Вот что, орлы, — заговорил Петр. — Вот вам мой манифест и мои указы. Отправляйтесь в Петербург и вручите все это принцу Георгию. Он знает, как с ними поступить.

Вечером из Ораниенбаума Гудович привел полк голштинцев для защиты Петергофа. Миних, опытным глазом увидев это воинство, сказал императору:

— Эти годны для лишь для парада, ваше величество.

— А что прикажете делать?

— Надо идти в Кронштадт и оттуда, опираясь на флот, предъявить столице ультиматум. Можно даже войти в Неву и бомбардировать мятежные казармы.

— Прекрасный план, — загорелся Петр и призвал адъютанта Девьера: — Граф, берите лодку, отправляйтесь в Кронштадт, предупредите адмирала Полянского, что я иду к нему.

Тут же голштинцам было приказано воротиться в Ораниенбаум в казармы и ждать дальнейшего указания императора.

Петр отправил к причалу адъютанта Костомарова:

— Узнайте, какие плавсредства есть в нашем распоряжении.

Тот воротился, доложил:

— Есть яхта и прогулочная галера, ваше величество, готовые выйти в море.

Император приказал всем грузиться на корабли, но женщины было запротестовали:

— Да вы что? На ночь глядя идти в море? Не пойдем.

Однако, когда их припугнули, что сюда явятся бунтовщики и всех их прирежут, а в Кронштадте они будут в безопасности, с причитаниями и хныканьем дамы стали подниматься на галеру и яхту.

Наконец отчалили в сторону Кронштадта, далеко на горизонте подмигивавшего огоньками. Ветерок был слабый, яхта шла галсами[75], галера напрямик, шлепая длинными веслами.

И хотя Кронштадт казался очень близким, подошли к нему лишь к полуночи. С берега раздался окрик:

— Кто плывет?

В ответ прокричал Гудович:

— Его величество император Петр Федорович.

— У нас нет такого, — отвечали с берега. — У нас есть ее величество Екатерина Алексеевна.

— И тут успела, сука! — вскричал Петр.

Миних, стоявший рядом с Гудовичем, тихо сказал ему:

— Скажите государю, что стоит ему ступить на берег с адъютантами, и крепость будет его.

— Ваше величество, давайте подплывем к берегу, сойдем на землю, и, увидев вас, никуда они не денутся, перейдут на нашу сторону.

Однако на берегу в ночной тишине, видимо, услышали уговоры адъютанта, предупредили с угрозой:

— Если вы не повернете, мы открываем огонь.

Услышав это, заголосили женщины. Император направился вниз в каюту, буркнув капитану:

— Заворачивай.

— Левая, табань! — подал команду капитан.

Миних последовал за императором, туда же отправился Гудович. Петр был в угнетенном состоянии, он сидел, втиснувшись в угол каюты.

— Ваше величество, — начал говорить Миних, — у вас есть шанс не только спастись, но и вернуть власть.

— Каким образом?

— Мы должны сейчас направиться в Померанию, там корпус Румянцева, и вернуться уже во главе армий. Гвардейцы не устоят против боевых солдат. Столица будет в ваших руках.

— Вы что, фельдмаршал, смеетесь? А куда я дену этот бабий балаган?

— Да, конечно, это обуза, — согласился Миних. — Но их можно высадить в Петергофе, оставить там и галеру, а на яхте идти в Ревель, а оттуда уже на линейном корабле в Кольберг.

— Нет. Это слишком опасно. Где гарантия, что нас и там не встретят, как в Кронштадте? Где? Высадимся в Петергофе. Я отправил манифест и указы полковникам, будем ждать результата.

«Трусит, — подумал Миних. — Боится рисковать».

— А как ты думаешь? — спросил Петр появившегося в каюте вице-канцлера Голицына.

— Я думаю, надо воротиться в Ораниенбаум и начать с вашей супругой переговоры.

— А ты? — обратился Петр к Измайлову.

— Я тоже считаю, что надо попробовать уладить дело миром, ваше величество.