Ее рука коснулась повязки на глазу, и я вдруг ощутила приступ тошноты. Вот что случилось с бедной девочкой! Она сказала кому-то свое имя, и хозяйка лишила ее глаза!

– Будь осторожна, – тихо предостерегла она. – Комендант все видит. И знает то, что, казалось бы, не может знать.

Девочка торопливо пошла впереди меня, точно стремилась убежать от сказанных ею слов.

– Пойдем, я должна отвести тебя к Кухарке.

Мы дошли до кухни, и как только я там оказалась, сразу стало лучше. Здесь было просторно, тепло и светло. В углу пылал огромный очаг, рядом – плита, а посреди кухни стоял деревянный рабочий стол. Сверху свисали нити с красным перцем и связки лука. Полка вдоль одной стены была заставлена специями. В воздухе витали ароматы лимона и кардамона. Не будь это помещение столь огромным, можно было бы подумать, что это кухня Нэн.

В раковине высилась гора грязных горшков. На плите закипал чайник. Кто-то выложил на поднос печенье и джем. Маленькая светловолосая женщина, одетая в такое же, как у меня платье в ромбик, стояла у разделочного стола спиной к нам и резала лук. За ней находилась сетчатая дверь, ведущая во двор.

– Кухарка, – позвала девочка, – это…

– Кухонная служанка, – обратилась к ней женщина, не оборачиваясь. Ее голос звучал странно, хрипло, будто она больна. – Разве я не просила тебя вымыть горшки несколько часов назад?

Кухонная служанка и слова не могла вставить.

– Хватит бездельничать и возьмись за посуду! – рявкнула женщина. – Или пойдешь спать с пустым брюхом, и мне не будет стыдно ни капли.

Когда девочка взяла фартук, Кухарка оторвалась от лука и повернулась к нам. Я подавила вздох, стараясь не таращиться на нее. Алые длинные безобразные шрамы избороздили лоб, щеки, подбородок, губы и всю верхнюю часть шеи, что выглядывала над воротником черного платья. Казалось, дикий зверь изодрал ее лицо, но сама женщина на свою беду все же выжила. Только ее глаза цвета темно-голубого агата оставались нетронутыми.

– Кто… – она осмотрела меня, пока я, замерев, стояла неподвижно. Затем без всяких объяснений отвернулась и, хромая, вышла в боковую дверь.

Я взглянула на девочку в надежде на ее помощь.

– Я не хотела на нее смотреть.

– Кухарка? – девочка робко подошла к двери, приоткрыла и позвала в щель. – Кухарка?

Ответа не последовало, девочка растерянно переводила взгляд с двери на меня. Чайник на плите пронзительно засвистел.

– Скоро будет девятичасовой колокол! – она в панике всплеснула руками. – В это время Комендант пьет свой вечерний чай. Ты его должна подать, но если ты опоздаешь… Комендант… она…

– Что она?

– Она разозлится, – лицо девочки исказил настоящий животный страх.

– Хорошо, – сказала я, но ее страх был заразителен. Я спешно налила воду из чайника в чашку на подносе. – Как она пьет чай? С сахаром? Со сливками?

– Со сливками. – Девушка бросилась к шкафу и достала ведерко, плеснув мимо немного молока. – Ох!

– Вот. – Я взяла ведерко из ее рук и сняла сливки, стараясь держаться спокойно. – Видишь? Все готово, я сейчас все уберу…

– Нет времени, – девочка сунула поднос мне в руки и подтолкнула меня к холлу. – Пожалуйста, поспеши. Уже почти…

Колокол начал звонить.

– Иди, – напутствовала девочка. – Зайди к ней до последнего удара!

Ступени круто уходили вверх, а я шла слишком быстро. Поднос накренился, и я едва успела поймать сливочник, но чайная ложка со стуком упала на пол.

Колокол ударил в девятый раз, и наступила тишина. Успокойся, Лайя. Это смешно. Комендант, возможно, и не заметит, если я приду на пять секунд позже, но бардак на подносе она непременно увидит. Держа поднос в одной руке, я подхватила ложку и аккуратно уложила печенье, затем приблизилась к кабинету Коменданта. Но только я подняла руку, чтобы постучать, как дверь распахнулась. Поднос вылетел из рук, чашка горячего чая пролетела мимо моей головы и разбилась о стену за спиной. Я застыла на пороге, открыв от изумления рот, но Комендант втянула меня в кабинет.

– Повернись.

Меня охватила дрожь, когда я повернулась лицом к закрытой двери. Я не слышала звука дерева, рассекающего воздух, когда ее стек опустился мне на спину. Потрясенная, я рухнула на колени. Последовало еще три удара, а затем Комендант схватила меня за волосы. Я взвизгнула, когда она приблизила к себе мое лицо. Серебро маски почти касалось моих щек. От боли я стиснула зубы и, как могла, сдерживала слезы, помня о словах работорговца. «Комендант тебя скорее мечом рассечет, чем будет терпеть твои слезы».

– Я не терплю опозданий, – произнесла она, ее глаза при этом оставались зловеще спокойными. – Чтобы больше такого не повторилось.

– Да, Комендант, – мой шепот прозвучал не громче шепота кухонной служанки. Говорить громче было слишком больно. Женщина отпустила меня.

– Убери беспорядок в холле. Явишься ко мне завтра утром на шестом ударе колокола.

Комендант обошла вокруг меня, и секундой позже входная дверь захлопнулась. Гремя серебром, я собрала все с пола и сложила на поднос. Мне досталось всего четыре удара хлыстом, а я чувствовала себя так, будто кожу изодрали и присыпали солью. Под рубашкой по спине струилась кровь. Я старалась взять себя в руки и вести себя так, как учил Поуп, когда имеешь дело с ранами. «Разрежь рубашку, моя девочка. Очисти раны гамамелисом и смажь их куркумой. Затем забинтуй и меняй повязку дважды в день». Но где я возьму новую рубашку? Где возьму гамамелис? Как сделаю повязку без чьей-либо помощи?

Для Дарина. Для Дарина. Для Дарина.

«А что, если он уже мертв? – шепнул голос в моей голове. – Что, если Ополчение не найдет его? Что, если я попала в этот ад напрасно? Нет. Если я позволю сомнениям одолеть себя, я не продержусь и дня, не говоря уж о том, чтобы выжить с Комендантом несколько недель.

Собирая осколки фарфора на поднос, я услышала шорох на лестничной площадке. Я подняла глаза и невольно съежилась, боясь, что вернулась Комендант. Но это была всего лишь кухонная прислуга. Она опустилась рядом со мной на колени и стала молча вытирать тряпкой пролитый чай. Я поблагодарила девушку, и ее голова дернулась, как у испуганного оленя. Закончив уборку, она спустилась по лестнице.

Я вернулась в пустую кухню, поставила поднос в раковину и рухнула на стол, опустив голову на руки. Я даже плакать не могла, в такое оцепенение я погрузилась. Только тогда до меня дошло, что дверь в кабинет Коменданта, скорее всего, все еще оставалась нараспашку. Ее разбросанные бумаги мог увидеть каждый, у кого хватило бы мужества заглянуть туда.

Комендант ушла, Лайя. Поднимись и посмотри, вдруг что-нибудь найдешь. Дарин бы так и сделал. Он бы воспользовался возможностью раздобыть нужные сведения для Ополчения. Но я не Дарин. В этот момент я не могла думать о своем задании, не могла думать о том, что я шпионка, а не рабыня. «Ты не выживешь у Коменданта, – предупреждал Кинан. – Задание будет провалено». Я вновь опустила голову на стол и зажмурилась от боли. Он был прав. О небеса, как же он был прав!

Дни отдыха пролетели в мгновение ока. И вот уже экипаж из черного дерева вез меня в Блэклиф, а дед всю дорогу забрасывал меня советами. Половину отпуска он знакомил меня с главами могущественных домов, а вторую половину – бранил за то, что не стараюсь как следует наладить побольше союзов. Когда я сказал ему, что хочу навестить Элен, он и вовсе рассвирепел.

– Девчонка одурманила тебя, – бушевал он. – Ты что, не можешь распознать искусительницу, когда видишь ее?

Я сдержал смешок, представив лицо Элен, если бы она узнала, что ее назвали искусительницей.

Какая-то часть меня жалела деда. Он – легенда, генерал, который выиграл столько битв, что никто их больше не считает. Его легионеры поклоняются деду не только за мужество и хитрость, но и за сверхъестественную способность избегать смерти даже тогда, когда шансы ничтожно малы.