— Ты просто поменяешь полюса. — Кивнул Энгер. — И не нужно говорить, что твоих сил на это не хватит. Я все же не просто посмотреть сюда зашел. Я прослежу, чтобы все было сделано так, как нам нужно.

— А если вспомнить то, как люди недолговечны, проклятье долго не продержится. И, как и положено, разорвется смертью. — Рассмеялся Лис. — Конечно, речь тут идет не о нашей смерти.

— Либо соглашайся на это. Либо я сделаю по-своему. — Дракон сделал шаг вперед, наклоняясь к жрице. — И тогда я утоплю тебя в крови твоих обожаемых детей, да хотя бы тех, что сейчас жмутся за твоей спиной. Ты меня знаешь, это не пустые слова. Выбор за тобой, Теос.

Медленно подняв глаза, встречаясь с мужчиной взглядами, Моргана позволила себе кривую ухмылку.

— Думаешь, твое проклятье падет тут? Думаешь, что здесь и сейчас все закончиться? Нет. Все только начинается. Ты и я знаем, что именно здесь, свершив задуманное, ты собственноручно подвергнешь себя проклятью, по сравнению с которым прошлое покажется тебе просто дуновением ветерка.

— Не твое дело. — Процедил Дэймос.

— Конечно. Просто хочу чтобы ты подумал: оно того стоит? — Выдержав паузу, Моргана прошептала: — Такое не прощают. Никогда. В поисках покоя и свободы ты зашел не туда. Здесь ты его точно не найдешь. Не после того, что ты сделаешь с ней. — Женщина покачала головой. — Ты заставишь ее узнать, что есть вещи хуже смерти. И сам узнаешь об этом.

— Уже. — Ответил тихо Дракон. Его лицо оставалось непроницаемым, взгляд не изменил решимости и уверенности. Очевидно, слова, которые она озвучила, он говорил себе уже неоднократно. И все равно готов был к этому прыжку в бездну. — Что ты выбираешь?

Как будто изначально выбор был чем-то большим, чем простая иллюзия.

Когда молитвы, радостные восклицания и смех смешались под куполом храма, Энгер открыл веки. Магия всегда отнимала много сил, и потому теперь перед глазами плыло, а тело наполнила слабость. И все же, его сейчас больше волновало не собственное состояние, и даже не то, что долгожданный момент наконец наступил. Не слушая гневные восклицания Морганы, повторяющей снова и снова то, что они должны немедленно отсюда убираться и больше никогда не появляться на территории империи, не замечая ликование своих братьев, Ворон направился к Дэймосу.

Остановившись в стороне ото всех, опираясь на стену, мужчина молча разглядывал мозаичный пол святилища. И его задумчивый, мрачный вид совершенно не соответствовал событию, которое он приближал все это время. Очевидно, проклятье было его наименьшей проблемой из вороха ей подобных. По крайней мере, Ворон знал еще одну…

— Так она жива?

Дракон медленно поднял голову, посмотрев на застывшего напротив друга.

— А кто говорил о ее смерти?

— Я думал…

— Ты думал, что я подобное допущу? — Меньше всего на свете Энгер хотел бы слышать в свою сторону слова, произнесенные вот таким вот тоном. Да еще и от Дэймоса.

— Тогда где…

— В безопасности.

Тяжело вздохнув, осмотревшись по сторона, Энгер сделал еще один шаг вперед.

— Ты очевидно, не видел, как страдает ее семья. Потому что если бы видел, не рассуждал так спокойно. Они, черт возьми, думают что она мертва…

— Не собираюсь разубеждать.

— … и я тоже так считал. Они ее родители! — Прошипел Энгер. — Они должны знать. Ты не имеешь никаких прав так поступать с ними! Распоряжаться жизнью, которая тебе не принадлежит! — Тяжело дыша, Энгер ожидал удара. Хотя бы ругательств и напоминаний о том, что этот разговор уже поднимался сотню раз. Однако Дэймос молча смотрел на него, кажется, не собираясь перебивать. — Это их убивает! И я собираюсь напомнить тебе, как много… она сделала для меня и тебя. Это заслуживает как минимум уважения, а ты не оставляешь им, да и ей, спорю, тоже, выбора. Ты поступаешь чертовски жестоко, разлучая ее с семьей. Они уже однажды потеряли ее и то, что ты заставляешь их пережить эту потерю снова… Если ты не хочешь подписываться на это, то я расскажу им все сам. Но они имеют права знать, что их дочь жива.

— Жестоко, Энгер, будет рассказать им правду. — Рассмеялся вопреки его словам Дэймос. — Посмотри на это со стороны. Как это выглядит? Она теперь рабыня. Я предал ее доверие и любовь, во имя собственных корыстных целей. Она верила мне, не придавая попыткам матери образумить ее должного значения. И вот итог: она теперь пленница на чужой земле, просто вещь озлобленного, жестокого чудовища, которого ненавидела и боялась ее семья. Ты серьезно думаешь, что рассказать им правду будет благороднее?

— Тьма! Если рассказать такую правду, то да…

— А ты думаешь моим словам о том, что я буду обращаться с ней как с драгоценной парой, они поверят? А если и поверят, что маловероятно,