— Это какое-то чудовище?

— Скорее всего, дельфин…

— С рыжей шерстью?

— Да уж, вряд ли…

Мимо главного философа брюхом вверх проплыла бесчувственная акула. И сразу за нею вода опять взорвалась — огромной рыжей улыбкой единственного дельфина на свете с кожистым рылом и рыжими волосами по всему телу.

— И-ик? — осведомился библиотекарь.

— Отлично, дружище! — прокричал в ответ Чудакулли. — Я всегда говорил, что в трудную минуту на тебя можно положиться!

— Осмелюсь возразить, аркканцлер, на самом деле вы говорили, что, по вашему мнению… — сказал Думминг.

— И выбор внешнего облика также достоин всяческих похвал, — продолжал, не снижая громкости, Чудакулли. — А теперь будет очень здорово, если ты соберешь нас всех в кучу и подтолкнешь к берегу. Все здесь? Где казначей?

Казначей к тому времени превратился в далекую точку. Он мечтательно греб в сторону континента.

— Что ж, вижу, он и сам прекрасно доберется, — констатировал Чудакулли. — Вперед, друзья, будем пробиваться к суше.

— Это море… — нервно произнес главный философ, неотрывно глядя вперед, пока семена, точно связку перегруженных шлюпок, посредством умелых маневров направляли к берегу. — Оно такое… Как по-вашему, оно вполне опоясывающе выглядит?

— Море, безусловно, очень БОЛЬШОЕ, — отозвался профессор современного руносложения. — И знаешь, я сильно сомневаюсь, что этот рев, который мы слышим, производится одним только дождем. Скорее всего, где-то впереди располагается полоса прилива.

— Ну, прокатимся на паре-тройке высоких волн, от нас не убудет, — пожал плечами Чудакулли. — Вода, по крайней мере, мягкая.

Думминг ощутил, как плоское семечко под ним, повинуясь волне, плавно поднялось и опустилось. Странная форма для семени, не мог не признать он. Разумеется, природа уделила немалое внимание семенам, снабдила их и крылышками, и парусами, и флотационными камерами, и множеством других приспособлений, призванных дать им преимущество в борьбе за выживание со всеми прочими семенами. Но эти представляли собой не что иное, как плоские версии нового облика библиотекаря. Наверное, по воде они должны просто летать…

— Э-э… — произнес он, обращаясь к мирозданию в целом.

Что означало: «Интересно, как эти семечки можно приспособить?»

— Скал впереди не видно, — прищурился декан.

— Море, опоясывающее сушу… — задумчиво произнес философ, видимо пребывая в некоем филологическом трансе. — В этой фразе определенно есть что-то таинственное и загадочное…

Думмингу вдруг пришло в голову, что вода не такая уж и мягкая. В детстве он не особо увлекался спортивными играми, хотя играл с другими ребятами и принимал активное участие во всех их играх, таких как «толкни-тупса-в-крапиву» или «привяжем-думминга-к-дереву-а-сами-пойдем-по-домам». Так вот, однажды его сбросили с обрыва прямо в пруд… Тогда он ОЧЕНЬ больно ушибся о воду.

Постепенно флотилия нагнала госпожу Герпес. Одной рукой домоправительница цеплялась за какое-то бревно, а другой гребла. Впрочем, у бревна были и другие пассажиры: птицы, ящерицы, а также неизвестно как сюда попавший верблюжонок, забившийся в остатки бывшей зеленой кроны.

Волны усилились. Из-за шума дождя доносилось непрерывное гулкое уханье.

— Ах, вот и вы, госпожа Герпес, — поприветствовал главный философ. — И что за симпатичное деревце. Посмотрите-ка, даже листочки кое-где остались.

— Мы прибыли вас спасать, — отважно сообщил декан.

— Полагаю, госпоже Герпес стоит перебраться на какое-нибудь из семечек, — порекомендовал Думминг. — Точнее, я даже уверен, что это будет правильнее всего. Мне представляется, волны… волны могут стать… слегка большими…

— Чересчур опоясывающими, — мрачно уточнил главный философ.

Он посмотрел вперед, на берег, — и не увидел его на прежнем месте.

Берег обнаружился внизу. У подножия сине-зеленого холма. Который состоял сплошь из воды. И вздымался все выше и выше.

— Послушайте, — призвал Ринсвинд. — Почему бы вам просто не сказать мне, как ее зовут? Ведь наверное, ее имя весьма известно. Оно написано на афишах, его все знают. Не понимаю, в чем проблема.

Повара переглянулись. Потом один прокашлялся и сказал:

— Ее… ее зовут… Примадонна Нелли… По…

— По?

— Поппа.

Ринсвинд пошевелил губами.

— О! — только и смог вымолвить он. Повара единодушно закивали.

— Послушайте, а Чарли все пиво выпил? — спросил Ринсвинд, опускаясь на какую-то табуретку.

— Кстати, вспомнил. По-моему, в шкафу, завалялись пара бананов. Посмотри, Рон, хорошо? — попросил второй повар.

Беззвучно шевеля губами, Ринсвинд блуждающим взором обвел помещение.

— А Чарли знает? — наконец спросил он.

— Ага. Узнав это, он и сломался.

За дверью послышался быстрый стук шагов. Один из поваров выглянул в окно.

— А, ерунда, всего-навсего стражники. Гоняются, наверное, за каким-нибудь придурком…

Ринсвинд слегка задвинулся вглубь комнаты, чтобы его не было видно из окна.

Рон смущенно переступил с ноги на ногу.

— Можно еще сходить к Ленивому Ахмеду и упросить его открыть лавку. У него наверняка найдется…

— Клубничка? — подсказал Ринсвинд.

Повара пожали плечами. Чарли опять зарыдал.

— Всю свою жизнь он ждал этой минуты, — сказал первый повар. — По-моему, это чертовски несправедливо. А помните ту малышку-сопрано? Она еще бросила театр ради торговца скотом? Босс потом целую неделю убивался.

— Угу. Как не помнить. Лиза Радост, — отозвался Рон. — В средней зоне чуть-чуть вихлялась, но все равно многообещающая была девушка.

— Босс на нее, можно сказать, все свои надежды возлагал. Говорил, такое имя ко всему пойдет, хоть к ревеню!

Чарли зарыдал с новой силой.

— А знаете что?.. — медленно и задумчиво произнес Ринсвинд.

— Что?

— Кажется, я нашел выход.

— И КАКОЙ же?

Даже Чарли в надежде поднял голову.

— Знаете, как бывает: иногда нужно только посмотреть свежим взглядом… Значит, так: персики оставляем, потом крем, не помешает немного мороженого и, может, немного бренди… И еще…

— Кокосовая крошка? — подсказал Чарли.

— Почему бы и нет?

— Э-э… И немного кетчупа?

— Кетчупу отказать.

— Советую поторопиться: уже середина последнего акта, — сказал Рон.

— Все будете порядке, — заверил Ринсвинд. — Значит, так… разрежьте персики на половинки, разложите их на блюде, украсьте всем остальным, сбрызните бренди — и ВУАЛЯ!

— Что-то иностранное? — ворчливо поинтересовался Чарли. — У нас тут съедобных вуалей не делают.

— В таком случае сойдет двойная порция бренди, — сказал Ринсвинд. — И все ГОТОВО!

— Понятно, но как этот десерт НАЗЫВАЕТСЯ?

— Сейчас дойдем и до этого, — успокоил Ринсвинд. — Чарли, будь добр, подай мне блюдо. Спасибо. — Он выставил блюдо на всеобщее обозрение. — Господа… Приглашаю вас отведать… Персиковую НЕЛЛИ.

В какой-то из кастрюль на плите что-то закипело. Лишь издаваемое крышкой тихое, но очень настырное бряцанье да отдаленные оперные вопли нарушали воцарившуюся тишину.

— Ну, что скажете? — бодро осведомился Ринсвинд.

— Очень… свежо… — отозвался Чарли. — Тут уж ничего не попишешь.

— Но как-то не вполне… ДОСТОПАМЯТНО, — произнес Рон. — Кругом полным-полно всяких Нелли.

— А ты посмотри на это с другой стороны. Хотел бы ты, чтобы мир навсегда запомнил твою фамилию? — возразил Ринсвинд. — Хотел бы, чтобы о тебе вспоминали всякий раз, когда речь зайдет о Персиковой По?..

Плечи Чарли опять принялись содрогаться от рыданий.

— Что ж, пожалуй, тут ты прав, — согласился Рон. — Персиковая Нелли… ага.

— Можно то же самое приготовить из бананов, — подсказал Ринсвинд.

Рон беззвучно пошевелил губами.

— He, не пойдет, — заключил он. — Сделаем из персиков.

Ринсвинд засобирался.

— Ну, рад был помочь, — кивнул он. — Подскажите только вот что. Как отсюда лучше выбраться?