– Но через стены ходить нельзя! – воскликнул Шесть Благожелательных Ветров.

– Почему?

– Потому что… потому что они… потому что они стены. Что будет, если все начнут ходить сквозь стены? Для чего тогда двери?

– Для других людей, – ответил Коэн. – В какой стороне тронный зал?

– Чиво?

– Это и называется латеральное мышление, – объяснил Профессор Спасли, когда все ордынцы устремились за Коэном. – В определенном виде латерального мышления Чингиз весьма преуспел.

– А что такое «латеральное»?

– Э-э. По моему, есть еще такая мышца.

– Думать мышцами… Ага. Понятно, – кивнул Шесть Благожелательных Ветров.

Ринсвинд протиснулся в узкое пространство между стеной и статуей довольно жизнерадостной псины со свисающим из пасти языком.

– Ну, что будем делать? – подала голос Бабочка.

– Какова численность Красной Армии?

– Мы насчитываем много тысяч, – в голосе Бабочки звучал явный вызов.

– В одном Гункунге?

– О нет. В каждом городе существует своя ячейка.

– Ты это точно знаешь? Я к тому, ты с какими-нибудь другими ячейками встречалась?

– Это было бы опасно. Только Две Огненные Травы знает, как с ними связаться…

– С ума сойти. Хочешь узнать, что я обо всем этом думаю? Я думаю, что кто-то здесь очень хочет устроить революцию. А вы ведете себя так уважительно, так вежливо, что ему приходится из кожи вон лезть, чтобы ее организовать! Мятежники – очень удобная штука. Руки у тебя развязаны – делай что хочешь…

– Это не может быть правдой…

– А эти ваши собратья в других городах, они что, тоже совершают великие революционные дела?

– Сообщения об их деятельности приходят постоянно!

– И передает их наш общий друг Две Огненные Травы?

Бабочка нахмурилась.

– Да…

– Ну что, начинаешь понимать? – ухмыльнулся Ринсвинд. – Старые добрые мозговые клетки наконец-то зашевелились? Хорошо. Я тебя наконец убедил или как?

– Я… не знаю.

– Все, идем обратно.

– Нет. Теперь я должна выяснить, правду ли ты говоришь.

– Умереть, но выяснить? Если бы ты только знала, как вы меня злите. Вот, смотри…

Ринсвинд прошагал в конец коридора, к широкой двери, охраняемой парой нефритовых драконов.

Он распахнул двери.

Открывшаяся комната была с низким потолком, но просторная. В центре, под балдахином, располагалась кровать. Очертания лежащей фигуры были трудноопределимы, однако была в ней какая-то неподвижность, наводящая на мысль о сне, от которого спящий вряд ли пробудится.

– Видишь? – спросил он. – Его… уже… убили…

Двенадцать солдат в изумлении уставились на Ринсвинда.

Он услышал, как за спиной у него пронзительно заскрипел пол. Вслед за тем что-то влажно зашумело, а потом захлопало, как будто кто-то выбивал о камни мокрую кожу.

Ринсвинд посмотрел на ближайшего солдата. Тот сжимал в руке меч.

Капля крови скользнула по лезвию и после эффектной драматической паузы упала на пол. Ринсвинд приподнял шляпу.

– Прошу прощения, – радостно сказал он. Это случайно не аудитория 3Б?

И пустился наутек.

Полы под ногами пронзительно завизжали, а за спиной его кто-то беспрерывно выкрикивал одну из кличек Ринсвинда, которая звучала «Не Дайте Ему Уйти!».

«Дайте, – молил про себя Ринсвинд, – о, пожалуйста, дайте мне уйти».

На очередном повороте он поскользнулся, забуксовал, пролетая сквозь бумажную дверь и приземлился в декоративный пруд. Однако в Рисвинде, когда он летел на полной скорости, пробуждались свойства кота, даже, можно сказать, мессианские свойства. Вода лишь слегка касалась его пяток, он, словно мячик, отскочил от поверхности пруда и помчался дальше.

Еще одна стена взорвалась. Он очутился в коридоре, не исключено, что в том же, из которого бежал.

Он услышал, как сзади кто-то тяжело приземлился на ценную мебель.

Ринсвинд опять рванулся вперед.

Откуда – вот ключевое слово. Всегда убегаешь откуда-то. Ну а насчет куда обычно это само собой устраивается.

Ринсвинд скатился по длинному пролету из низких каменных ступенек, внизу вскочил на ноги и наугад припустил по очередному коридору.

Его ноги уже разработали план действий. Начинаем с огромных, безумных скачков – так мы уходим от непосредственной опасности, после чего переходим на ровный широкий шаг – чтобы как можно больше увеличить расстояние между нами и возможной угрозой. Ничего сложного.

Есть одна история о бегуне, который после сражения пробежал сорок миль, чтобы известить жителей родного города о победе. Традиционно этого человека считают лучшим бегуном всех времен и народов. Однако, если бы он нес весть о надвигающемся сражении, в этом виде многоборья Ринсвинд легко побил бы его.

И все же… кто-то нагонял Ринсвинда.

Нож проткнул бумажную стену тронного зала и вырезал дыру, достаточно большую, чтобы мог проехать человек в инвалидном кресле.

Орда брюзжала.

– А вот Брюс-Гун никогда не опускался до того, чтобы входить в город всякими водными проводами.

– Заткнись.

– Он в жизни не унизился бы до черного хода, великий Брюс-Гун.

– Заткнись.

– Когда Брюс-Гун атаковал Аль Хали, он несся прямо на главные ворота и сопровождала его тысяча пронзительно кричащих всадников на низкорослых лошадках.

– Это верно, но последний раз, когда я видел Брюса-Гуна, его голова торчала на пике.

– Не стану спорить. Зато над главными воротами. Я к тому, что в город он все-таки попал.

– Ну да, его голова попала.

– О боги…

Профессор Спасли довольно улыбнулся. Зал, в который они вступили, был достаточно величествен, чтобы заставить Орду умолкнуть, пусть даже ненадолго. Размеры – это само собой. Но то была не единственная характерная черта данного тронного зала. Одно Солнечное Зеркало, когда объединял воедино племена, страны и маленькие островные народы, поставил перед собой задачу построить такой тронный зал, вид которого ясно говорил бы всяким вождям и послам – это самое большое помещение из всех, в которых ты когда-либо бывал или будешь, оно роскошнее всего того, что ты можешь себе представить, и подобных залов у нас пруд пруди.

Он хотел, чтобы тронный зал производил впечатление. Простые варвары, очутившись здесь, должны были падать ниц и молить о принятии их в Агатовую империю. Пусть тут стоят огромные статуи, сказал Одно Солнечное Зеркало. Пусть висят гигантские драпировки. Пусть голова кружится от столбов и роскошной резьбы. Пусть великолепие заставит умолкнуть входящего. Пусть это великолепие говорит ему: «Вот цивилизация, ты можешь либо присоединиться к ней, либо умереть. А теперь или падай на колени, или тебя укоротят каким-нибудь другим способом».

Орда соблаговолила ознакомиться с убранством зала.

Первым молчание нарушил Маздам.

– Неплохо, но в подметки не годится дому нашего предводителя в Скунде. Только гляньте, здесь даже очага посреди нет.

– Довольно безвкусно, как мне кажется. Аляповато.

– Чиво?

– Типичный чужеземный тронный зал.

– А я бы выкинул отсюда большую часть барахла. Построил бы свежую солому на пол, повесил на стены пару щитов, стало бы гораздо уютнее.

– Чиво?

– И сколько столов сюда можно вместить! Прикиньте, какая пирушка получилась бы.

Коэн пересек огромное пространство, отделяющее Орду от трона, над которым нависал гигантский, богато украшенный балдахин.

– Смотрите-ка, у него над стулом зонтик.

– Небось, крыша течет. С черепицей всегда так. Хорошее тростниковое покрытие гарантирует вам сорок лет полной сухости.

Трон был сделан из лакированного дерева, но украшен большим количеством драгоценных камней. Коэн, не долго думая, уселся на него.

– Ну? – спросил он. – У нас получилось, а, Проф?

– Получилось. Теперь осталось только уцелеть, – ответил бывший учитель.

– Прошу прощения, – вставил Шесть Благожелательных Ветров. – Я не совсем понял: получилось – что?

– Значит, ты так и не догадался, что мы собирались украсть? – усмехнулся Профессор Спасли.