— А что это такое, ты наверняка и сама знаешь, — сказал Стюарт, спустившись по лестнице с ворохом подушек и одеял в руках.

Да уж, знаю. У них было пять домиков: кафе «Весельчаки», магазин жвачки, праздничная лавка дядюшки Фрэнка, эльфетерий и кафе-мороженое.

— У вас их, наверное, больше, — сказал он.

— Ну да, у нас их пятьдесят шесть.

Он одобрительно свистнул и потянулся к переключателю, чтобы зажечь в домиках свет. У них не было такой хитроумной системы, как у нас, чтобы включалось все сразу, и поэтому, чтобы домики ожили, ему пришлось щелкать переключателем по очереди.

— Мама думает, что они чего-то стоят, — сказал он. — Обращается с ними как с драгоценностями.

— Все мамы так думают, — посочувствовала я и окинула домики взглядом эксперта. Обычно я об этом не распространяюсь, но по понятной причине о Деревне Санта-Флоби я знала довольно много. — Ну, — сказала я, показав пальцем на «Весельчаков», — вот этот кое-чего стоит. Видишь, он кирпичный, и тут вокруг окон зеленое? Это значит, что домик — первого поколения. В следующем году они покрасили подоконники в черный…

Я осторожно взяла домик и осмотрела основание снизу.

— Номера нет, — сказала я, — но любой домик первого поколения с заметными отличиями — уже что-то. К тому же «Весельчаков» сняли с производства пять лет назад, поэтому они сейчас немного подорожали. Этот домик можно было бы продать долларов за четыреста, только у него, кажется, труба отвалилась. Видно, что приклеена.

— А, ну да. Это моя сестра натворила.

— У тебя есть сестра?

— Ага, Рейчел. Ей пять. Не волнуйся, ты с ней еще познакомишься. Так это же круто, правда?

— По-моему, круто — неподходящее слово. Скорее грустно.

Он выключил в домиках свет.

— А кто у вас играет на рояле? — спросила я.

— Я. Это мой талант. Ну, у всех же есть хоть какой-нибудь талант.

Стюарт скорчил дурацкую рожу, и я засмеялась.

— Зря ты себя недооцениваешь, — сказала я. — В университетах любят людей со способностями к музыке.

Боже, это прозвучало так… ну, так, будто я все делаю только для того, чтобы потом понравиться кому-нибудь в университете. Я с ужасом поняла, что процитировала Ноя. Раньше я и не задумывалась о том, как противно звучит эта фраза.

— Извини, — сказала я. — Я устала.

Он отмахнулся от моих слов, будто мне не нужно было ни объясняться, ни извиняться.

— Мамы тоже любят, — сказал он. — И соседи. Я тут вроде ученой обезьянки. К счастью, мне играть нравится, так что ничего страшного. Ладно… устраивайся на диване и…

— Да, спасибо, — сказала я. — Здорово. Спасибо, что позволили мне остаться.

— Не за что.

Он развернулся, чтобы уйти, но остановился у лестницы.

— Слушай, — сказал он, — извини. Я вел себя как козел по пути сюда. Просто…

— Я знаю. Это все метель, — сказала я. — Мы замерзли, у нас было дурное настроение. Не переживай. Ты тоже меня извини. И спасибо.

Вид у него был такой, будто он собирался сказать что-то еще. Но вместо этого он просто кивнул и стал подниматься. Прежде чем исчезнуть, он спустился на пару ступеней вниз, перегнулся через перила и сказал:

— С Рождеством!

И тут меня накрыло, даже в глазах защипало. Я скучала по родителям. Я скучала по Ною. Я скучала по дому. Эти люди сделали для меня все что могли, но они не были мне родными. Стюарт не был моим бойфрендом.

Я два часа лежала, ворочаясь на диване и слушая, как где-то наверху храпит собака (наверное, это была собака) и отсчитывают секунды часы.

Я больше не могла это терпеть.

Мой телефон лежал в кармане пальто, поэтому я стала искать свою одежду. Она обнаружилась в прачечной. Пальто висело на батарее. Судя по всему, моему телефону не понравилось купаться в холодной воде. Экран даже не засветился. Неудивительно, что Ной до меня не дозвонился.

Телефон у них стоял на кухонной стойке. Я тихо подошла к нему, сняла трубку и набрала номер Ноя. Он ответил после четвертого