Она оставила его в покое, вышла на свежий воздух, едва не столкнувшись с двумя высоченными бугаями при коротких мечах и в кирасах. Когда они вошли внутрь, то приоткрыла дверь, чтобы понаблюдать.

— Мы ищем парня. Молодой, высокий, черноволосый, — громко сказал один из них. — Внешне похож на алагорца. Ловкий. Жонглер и акробат. Кто-нибудь видел такого?

Тишина была ему ответом.

— Золотую марку тому, кто покажет, где он.

— Очень бы хотелось заработать хорошие деньги, ребята, — услышала Лавиани голос капитана. — Но такого человека никто из нас не видел.

— Уверен, папаша?

— Жонглируй у меня кто-нибудь перед носом шариками, я бы запомнил. И мой карман стал бы на марку счастливее.

Кто-то негромко рассмеялся. Кто-то ругнулся. Лавиани не стала дослушивать, пошла прочь по темной улице, стараясь держаться поближе к домам. Тэо ищут и конечно же проверят все постоялые дворы. Остается лишь порадоваться, что она выбрала для ночевки старый сарай для хранения еще более старых лодок.

Он стоял на морском берегу, на самой окраине города, и сойка добиралась до него в полной темноте. Не доходя, спряталась за камнями, прислушиваясь, не раздастся ли шорох гальки. Но все было тихо, и Лавиани вздохнула:

— Рыба полосатая. Втягиваешь себя в ненужные неприятности. И ради кого?

Она могла уплыть два дня назад, если бы не возилась с акробатом. И теперь понимала, что «Водяной клоп» ее последний шанс. Возможно, до середины весны будущего года других кораблей, отправляющихся к Летосу, она не найдет.

Отогнув слабую доску, женщина пробралась в запертый сарай, с помощью огнива зажгла подготовленную масляную лампаду, горевшую тускло и слабо. Из мрака выступил кусочек покатого лодочного борта, выкрашенного облупившейся голубой краской.

Тэо так и не пришел в себя. Лежал в той же позе, как она его оставила, но в отличие от прошлых дней дышал глубоко и ровно.

— Ну хоть что-то, — прошептала она, поворачивая парня на бок.

Знак водоворота никуда не пропал и выглядел так же зловеще, как и прежде. Лавиани очень хотелось вырезать его вместе с куском кожи, но она знала, что это ничего не изменит. Тот появится вновь. Акробат останется меченым, проклятым тьмой, пустым, одним из тех, о ком шепотом рассказывали в недобрых легендах.

Она слышала много разной ерунды насчет подобных людей, но уверена была лишь в одном: с такой меткой редко живут долго. Тех, кто превращается в пустых, убивают люди. Потому что, если не сделать этого, из мрака той стороны родится чудовище, остановить которое будет непросто.

Лавиани всегда считала, что обладает разумом и логикой. И они подсказывали ей, что следует проявить милосердие. Убить его. Спасти от страшного будущего. И спасти не только циркача, но и тех, кто окажется рядом с ним.

Но сойка редко бывала милосердной. И полагала, что раз уж она взялась ему помогать, то прикончить еще успеет. На самом деле ей было страшно жаль потраченного на канатоходца времени и той серьезной работы, что она проделала, спасая его жизнь.

В щели между досками торчал немного завядший пучок разнотравья. Она собрала его еще в тот вечер, когда циркач упал на дороге. Бытовало мнение, что сойки заточены лишь под то, чтобы причинять боль и нести смерть, но это было совсем не так. Некоторых из них, детей со способностями, учили не только отправлять врагов Ночного Клана в небытие, но и лечить. Чувствовать человеческое тело, знать его в совершенстве, понимать работу органов и мышц. То, чем были сильны таувины, передалось тем, кто пришел на их место.

Все, что касалось убийства и лечения, являлось для Лавиани творчеством. Она любила импровизировать и никогда не гнушалась экспериментами. Сойка знала, как можно нейтрализовать эффект некоторых артефактов, оставшихся со времен Единого королевства. Осколков магии, которая практически ушла в небытие и которой частенько владели сильные мира сего, защищая себя от таких, как она.

Поэтому Лавиани решила использовать ту же схему лечения, добавив в нее некоторое количество корешков и стебельков, рассудив, что хуже не будет.

Смесь, к ее глубокому сожалению, была неполной. Некоторые из трав, требуемых для рецепта, росли лишь на теплом юге. Здесь, на севере, приходилось довольствоваться аналогами, которые были куда более смолисты, горьки и малоэффективны, чем ей