— Побили? — недоумевающе нахмурился Тэо.
— Я же говорю — крепко приложили, раз не помнишь. Иди, мать порадуй.
Акробат посмотрел на носовую часть палубы, немного удивившись старой знакомой. Женщина, ничуть не боясь холодного ветра, сидела на маленькой бочке и смотрела на далекий, едва видимый в дымке, темный скалистый берег.
— Мать? — Он остановился рядом с ней.
Холодные голубые глаза цепко впились в него. Несколько мгновений внимательно изучали. Затем сойка выплюнула в воду камушек, который до этого держала во рту.
— А что? Ты вполне мог бы быть моим сыном. Наше родство показалось мне лучшим способом протащить тебя на это корыто. Меньше вопросов, меньше внимания. Ты чем-то недоволен, сынок?
Тот хмыкнул:
— Тебя я ожидал увидеть в последнюю очередь.
— Спасибо за откровенность, мальчик.
— В том смысле, что вроде мы не поладили. Что произошло? И как, в конце концов, тебя зовут?
Она достала из сумки линялый голубой шарф из толстой шерсти, обмотала им шею и, что-то решив для себя, ответила, всем видом показывая, что делает ему немыслимое одолжение:
— Лавиани. Но лучше, чтобы ты называл меня матерью, пока мы не сойдем на берег и не разбежимся в разные стороны. А до произошедшего… С тобой случилась неприятность.
Он вздохнул, сел рядом и увидел, что та чуть отодвинулась от него, недовольно поджав губы. Тэо решил, что его общество ей неприятно, но на этот раз не считал нужным быть вежливым, пока не добьется ответов.
— Звучит весьма неопределенно. Могу ли я услышать подробности?
— Ну, если подробнее, ты грохнулся на той дороге. У тебя случился припадок. Представь себе, мне пришлось с тобой повозиться. Хотя я уже жалею, что не оставила тебя там.
Акробат нахмурился еще сильнее и только теперь почувствовал, что в его животе образовалась огромная дыра, в которую кто-то попеременно тыкал острыми кинжалами.
— Страшно хочется есть.
— В трюме, рядом с твоей лежанкой наши припасы. Ешь аккуратно.
Он нашел флягу с водой и несколько копченых сардин, затем вернулся к Лавиани.
— Обязательно жрать здесь? — возмутилась та.
— Сэкономим нам обоим время. Я ем, ты рассказываешь.
Жевал Пружина медленно и тщательно, часто запивая водой, но все равно ощущал, что пища, словно острые булыжники, скатывается по его пищеводу в желудок. Его спутница проигнорировала предложение говорить и следила за акробатом с пристальным любопытством. Тэо, привыкший находиться на глазах у публики, на этот раз чувствовал себя не в своей тарелке.
— Я никогда не болел… подобным образом. Ты говоришь, припадок?
Лавиани пожала плечами:
— Неудивительно. Хотя я не назвала бы это болезнью. У тебя знак той стороны на левой лопатке.
Она произнесла это столь просто и буднично, что он не сразу понял смысл слов. Перестал жевать и на всякий случай переспросил:
— Что?
— Знак той стороны, — по слогам произнесла женщина, видя, как недоверчиво хмурятся его брови.
— Водоворот?
— Угу. — Лавиани отвернулась и вновь начала смотреть на далекий, медленно плывущий мимо них берег.
Тэо, обдумав эту информацию, не удовлетворился услышанным:
— Ты шутишь?
Сойка ткнула пальцем на свое суровое лицо:
— По мне заметно, что я зарабатываю на жизнь тем, что разыгрываю других людей?
Вопрос был риторический. С таким же выражением она могла бы сказать «доброе утро, кстати говоря, сегодня вы умрете». Так что акробат, все еще испытывающий недоверие, веско произнес:
— Я люблю сказки…