воды. Я была так рада видеть площадного короля, что тут же набросилась на него с возмущенным:

— Тебе что, жить надоело?!

Кароль вздернул изумленные брови:

— И тебе добрый вечер, милая Эмма! Ты сговорилась с нашим добрейшим полицмейстером? Тот тоже всегда так говорит.

— И он совершенно прав! Тебе надо провести в постели хотя бы пару дней.

— Но мне там так грустно и одиноко! — пожаловался Кароль.

Я едва удержалась от предложения пригласить в кровать его дебелую повариху.

— А твой приятель полицейский не посоветовал тебе на некоторое время… как это говорится?.. залечь на дно?

Кароль покачал головой.

— Ах, Эмма, и откуда подобные словечки у столь приличной дамы? Советовал. Да будь его воля, Эрик запер бы меня под замок на всю оставшуюся жизнь! Но как бы ты тогда рисовала мой портрет?

Вспомнилась еще одна поговорка: «кто о чем, а вшивый — о бане». Моя бедная мама так старалась воспитать своих дочерей настоящими леди, в любой ситуации не теряющими самообладания и достоинства, не употребляющими бранных слов… Видела бы она меня сейчас препирающейся с авантюристом, которого недавно ранили ему подобные!

Кароль, обнявши клетку, пожаловался своей птице:

— Джок-Джок, никто-то нас с тобой не любит, не ценит! Никто даже о нашем хрупком здоровье не осведомится!

— А что о нем спрашивать? — холодно заметила я. — Видела я, как ты целый день по площади фланировал…

— Преодолевая при этом жуткую боль и головокружение! — уточнил Кароль, и я — вновь неподобающе для леди — фыркнула. — Понятно, не будет нам здесь ни капли сочувствия, ни слова ободрения… Ты домой?

— Куда еще пойти честной женщине после долгого трудного дня?

— Со мной, например.

Я нахмурилась. Я ли виновата, что он продолжает делать лукавые намеки и предложения, или это просто его привычная манера разговора с любой женщиной?

— Послушай, Кароль…

— Что такое? — он вскинул брови — сама невинность. Но глаза его смеялись. — Я предлагаю пойти со мной, а не ко мне. Хотя я всегда и полностью к твоим услугам! Я нашел место, где ты сможешь рисовать мой портрет.

Я растерялась:

— Вот как?

Его глаза внимательно следили за мной. Кароль сказал мягко:

— Или ты собиралась рисовать меня прямо на площади? Или у себя дома? — Пауза. — Эмма, ты ведь не передумала, нет?

Я ничего не собиралась. Но я стараюсь держать свое слово. По большей части.

— Ну что ж, хорошо…

— Так идем!

Дом был новым, просторным и совершенно пустым. Мы прошли по гулким прохладным холлам, по комнатам с высокими потолками. Кароль толкнул двустворчатую дверь, и я застыла на пороге, залитом вечерним светом. Огромный эркер, далеко выступающий над морем, был забран таким прозрачным стеклом, что, казалось, никакой преграды не существовало — один густой синеющий воздух. Я зачарованно пошла к нему по желтому ясеневому паркету. Оперлась пальцами о тонкую свинцовую раму, с жадностью оглядывая открывшуюся моему взору картину. Всё та же очаровавшая Кароля Синяя бухта, лишь со сместившимся ракурсом: сейчас мы находились в одном из домов, то ли выдолбленных, то ли прилепившихся к скале на противоположном берегу бухты. Я сощурилась, пытаясь отыскать на горе, увенчанной королевским дворцом, «место отдохновения» Человека С Птицей.