— Кстати, — сказал Силвер, как будто они некоторое время уже вели разговор (или так оно и было?). — А что ты там все-таки такое изобразила на портрете? Отчего Финеар так взъярился?

— А, — сказала Эмма, нисколько не удивившись, и протянула ему изрядно помятый лист бумаги: так вот что она тогда спасала при бегстве из рушившегося каземата! Видно было, что рисунок пытались разгладить и даже для твердости приклеили на картон. — Его портрет. Особенный.

На первый взгляд черты Финеара были вполне узнаваемыми. Да и на второй тоже. Породистое красивое лицо мужчины в расцвете лет и амбиций. Но чем больше он смотрел на рисунок, тем больше понимал, что все-таки на Финеара портрет не похож. Этот был куда мельче, трусливей, глупее. Да при одном взгляде на него становилось ясно: такому нельзя доверять ни капли, непременно обманет, предаст, продаст!

— Увы, портрет тебе не удался, Эмма. Это не Финеар! — категорически заявил король. — Финеар, конечно, полная сволочь. Но опасная, сильная и умная сволочь. Настоящий враг.

Эмма с готовностью кивнула.

— Да, конечно, и потому портрет удался! Я намеренно исказила характер твоего кузена. Хотела, чтобы его люди прочувствовали, поняли, какое же он ничтожество, готовое подставить и бросить их в любой момент. Поэтому Горон и решился потребовать обещанные деньги, а соратники Финеара заколебались и… И это отвлекло всех и дало тебе немного времени.

Он помолчал, осмысливая.

— Никогда не предполагал, что рисунок тоже может послужить оружием.

Эмма улыбнулась:

— Никто так не думает! Но мы-то с тобой уже знаем… А еще Финеар говорил, что в тебе нет дара королевской крови…

— «Но ведь раньше ничего не случалось», — повторил Силвер слова из истории про немого мальчика, который заговорил, лишь когда сгорел его именинный пирог. Признался: — Я тоже так думал, хотя когда-то учитель сказал, что наш дар никуда не ушел, он просто до поры до времени крепко спит. Уж не знаю, проснулся бы он когда-нибудь, если бы не ты… Но ты все-таки рисковала. Очень. Зачем ты вообще туда за мной отправилась?

Эмма закатила глаза с выражением «опять он за свое!».

— Ну должен же кто-нибудь за тобой приглядывать, раз ты сам за собой приглядеть не в состоянии! Ума не приложу, как ты только без меня обходился!

— И сам не понимаю, — признался он. Получилось это уже не шутливо. Пальцы переплелись, Эмма положила его руку к себе на колено. Он удержал немедленный порыв исследовать это самое колено поподробнее. Вообще, присутствие и прикосновение Эммы были куда целительней и… живительней, чем все медицинские и колдовские ухищрения лекарей. Он уже начал обдумывать, насколько прилично в ее представлении прилечь к нему на кровать. В конце концов, спала же она рядом с ним в том проклятом каземате…

Но тут пришел дежурный лекарь и расшумелся, подробно перечисляя, какие именно неукоснительные правила целительного королевского режима нарушила княжна, злостно препятствуя тем выздоровлению его величества. Эмма прониклась, виновато улыбнулась и поспешно соскочила с кровати. Силвер отпустил ее и с сожалением и с облегчением: и впрямь, неизвестно, не опозорился бы он, начав то, что не сможет закончить…

Отец говорил, что король быстро поправляется, но вид самого Силвера этому противоречил: от лица один лишь прекрасный нос и остался. Да еще князь решил провести свой собственный курс лечения — приволок любимейшего и драгоценнейшего самогона на сорока травах. Да, Силвер явно пришелся ему по душе, но, зная отцовскую манеру потчевать, я отобрала фляжку: это зелье и здорового-то одной чаркой с ног валит! Правда, Силвер все равно лежит, конечно…