заклинаний, хотя напрягла все свои силы, готовая в любой момент бросить щит. Но внутри меня словно сломалось что-то. Я внезапно обмякла, откинувшись на подушки, и глаза обожгло огнем от просившихся наружу слез.

И — нет! — сейчас мне не казалось зазорным и постыдным плакать в присутствии постороннего.

«Сочувствие, — с утешающей интонацией пробормотал внутренний голос. — Обычное человеческое сочувствие. За годы жизни на Хексе ты отвыкла от него, но оно способно открыть любое сердце без всякого заклинания».

А в следующее мгновение я расплакалась. Горько, безутешно, как могут плакать только дети. И слова сами собой потекли из моих уст.

Я тараторила быстро и бессвязно, зачастую перескакивая с одного на другое и теряя окончание мыслей. Но Вериаш слушал внимательно, ни разу не перебив меня, чтобы уточнить какие-нибудь детали. Он словно знал все, что я хотела поведать. Просто давал мне возможность выговориться.

Я рассказала ему про тот страшный поход к музею, когда ливень больно хлестал по лицу, и чудилось, что в мире не осталось ничего иного, кроме этого бесконечного холодного дождя. Про существо во мраке, которое жадно ожидало крови, желая вдосталь напиться ею. Про страшный выбор, перед которым поставил меня Луциус. И про то, как нож сам собой вошел в мой живот.

Не знаю, как, но мне все же удалось умолчать о встрече с загадочной незнакомкой и про услышанный из ее уст рассказ про непонятных игроков. Боюсь, Вериаш решит, что я сошла с ума, если услышит эту историю. Слишком она невероятная. Даже я сомневалась, что тот разговор произошел на самом деле, а не привиделся мне в горячке смертельного ранения. А еще я предпочла оставить при себе истинные причины гибели моих родителей и братьев. Как-никак, но Вериаш все-таки состоит на государственной службе. Он обязан защищать королевскую власть всеми возможными способами. Поэтому вряд ли ему стоит знать мою маленькую тайну.

— Ваша семья, — вдруг проговорил он, когда я замолчала, изнеможенно хватая ртом воздух, словно выброшенная на берег рыба. — Я знаю, как она погибла и почему вы так боитесь возвращения на Хекс.

Слезы, остановившиеся было за время моего иступленного монолога, хлынули с удвоенной силой.

— И я знаю, на какой именно крючок поймал вас Луциус, — продолжил Вериаш. — Не составило особого труда выяснить, расследованием какого дела он интересовался перед тем, как начать эту грандиозную аферу. Работница архива — симпатичная молодая стажерка — пыталась было убедить меня, что не имеет никакого отношения ко всему этому. Но стоило только слегка надавить на нее, как она раскололась. Да, Луциус умеет нравиться женщинам. Иначе как объяснить то, что эта глупышка пошла на самое настоящее должностное преступление и спокойно отдала ему важнейшие документы.

— Значит, для меня теперь все закончилось, — угрюмо подытожила я. — Вы вышлете меня на Хекс, а там обо всем позаботится Викорий.

В темно-карих глазах дознавателя вспыхнула обжигающая ярость. Такая сильная, что я невольно подалась назад.

— Почему вы думаете, что я способен так поступить? — нарочито спокойным тоном осведомился Вериаш, но я слышала, как в его груди клокочет гнев, рискуя в любой момент всесокрушающе вырваться наружу.

— Тицион — король Нерия. — Я пожала плечами. — А по всему выходит, что все эти годы он покрывал преступников.

— Покрывал преступников… — задумчиво повторил Вериаш, словно эта мысль впервые пришла ему в голову. С неожиданной силой сжал мою ладонь, затем встал.

— Есть еще что-то? — спросил он, тяжело глядя на меня сверху вниз. — Доминика, вы ведь опять далеко не все мне рассказали. Почему вы думаете, что Луциус выжил? А если он все-таки погиб — то где его тело?

Я бы скорее откусила себе язык, чем поведала ему остальное. Нет, это полный бред! Я сама неспособна поверить в то, что в нашем мире ведется какая-то непонятная игра, затеянная людьми, которые сумели стать богами.

Но внезапно мои губы словно сами собой шевельнулись, и я с немалым изумлением услышала голос, в котором с некоторым усилием опознала свой собственный.