Ему положен отпуск – он проведет его так. Никто не заподозрит морского офицера в измене, если он проведет две-три недели в кабаках – в этом нет ничего противоестественного: заработанные нелегким трудом «морские» деньги надо куда-то тратить, пивная – вполне приличное для этого место. Он не может передоверить это кому бы то ни было – со Старым Гризли из «Волхвов» был лично знаком только он.

Через две недели он уже мог бы составить приличный путеводитель по питейным заведениям Нойнбурга. Он перепробовал большое количество сортов местного пива, многие из которых показались ему весьма вкусными, но только к концу второй недели он наконец отыскал трактир, где ему были предложены на закуску «потрошки по-нойнбургски». Он заказал себе порцию и, присев за столик у окна, стал внимательно изучать содержимое большой деревянной тарелки, которую перед ним поставили. Он не ошибся – в блюдо были добавлены кусочки говяжьего языка. Он подозвал хозяина заведения, стоявшего за стойкой и наливавшего пиво в большие глиняные кружки.

– Послушайте, любезнейший, какой изумительный вкус! Ведь здесь не только потрошки, здесь есть еще что-то, сейчас, дайте мне сообразить, телячья вырезка?

– Нет, герр Гурман, не угадали – телячьи языки! Это фирменное блюдо нашего заведения, трактира «Королевский ужин», это наша гордость! И стоила мне эта гордость ни много ни мало – пять золотых!

– Как интересно, расскажите мне об этом поподробнее, – попросил его Рэм, предчувствуя удачу.

– Так-то вот, дело было пять лет назад, – продолжил свой рассказ словоохотливый трактирщик, – зашел ко мне один посетитель из местных, тоже, значит, гурман вроде вас, и заказывает потрошки. Ну я, понятное дело, готовлю их ему по обычному рецепту, ну то есть из желудков, сердец и печени. Он пробует, этак, знаете ли, морщится и говорит мне: «Можно бы и лучше приготовить!»

А я, да будет вам известно, добрый господин, три раза выигрывал конкурс на лучшую закуску во время нойнбургских пивных фестивалей, и мне еще никто не смел говорить, будто я плохо готовлю. Так вот, слово за слово, мы и побились с ним об заклад, что если он приготовит это блюдо лучше меня, то я, стало быть, плачу ему пять золотых. И что вы думаете – на следующий день он приходит ко мне на кухню, в руках – корзина с продуктами с рынка, надевает на себя фартук и начинает вместе со мной готовить у плиты, да еще с таким видом, будто сам он знатный кулинар. Ну я, понятное дело, от него не отстаю. С жюри решили просто – это были наши посетители, которым вместо порции моих потрошков приносили две полпорции – мою и его.

Трактирщик сделал приличествующую сюжету паузу и продолжил, наполнив голос трагическими нотками:

– Я проиграл! Я заплатил ему пять золотых, все честь по чести, но рецепт перешел ко мне – так мы с ним вначале уговорились. Надо вам заметить, что я внакладе не остался – теперь мое блюдо славится на весь город, да вы и сами поглядите – посетителей и вправду было хоть отбавляй.

– А что же, этот таинственный кулинар после исчез? – с интересом спросил Мустоффель.

– Какое там! Каждую среду приходит ко мне, чтобы выпить темного пива со своими потрошками, вернее, теперь – с моими потрошками, так что эти пять золотых он мне давно уже сполна вернул, – довольно ухмыльнулся трактирщик.

Рэм тоже довольно улыбнулся хозяину заведения – все складывалось как нельзя лучше. Завтра была среда…

Рэм так представлял себе их встречу: он входит в трактир, садится за свободный столик, заказывает себе любимое блюдо… Рэм подойдет к нему, выразит свое восхищение его кулинарной фантазией, сделает вид, что хочет познакомиться, подсядет за столик, заговорит…

Кто-то аккуратно тронул его за плечо и сказал:

– Здравствуй, старый товарищ, приехал в отпуск насладиться нойнбургской кухней?

Рэм оглянулся. Несмотря на прошедшие годы, Старый Гризли изменился мало – несколько пополнел, поседел, но выглядел для своих лет по-прежнему отлично.

– Вот приехал в отпуск отдохнуть, – начал было Рэм, но его старый товарищ обезоруживающе улыбнулся и кивнул ему:

– Конечно же, и посмотреть на наш кафедральный собор и крепость трехсотлетней давности! А поскольку городские власти не предоставили путешественнику гида, ты уже более двух недель разыскиваешь меня!

– Ты что, следил за мной? – со смешанным чувством удивления и восхищения спросил Рэм.

– Ну как ни крути, при всех твоих морских заслугах, разведчик-то все-таки я, – ответил ему Старый Гризли. – Рассказывай, какое дело привело тебя ко мне.

Рэм замялся, не зная, с чего начать.

– Сноу больше нет, – сказал он печально.

– Хорошо, однако же, что мы с тобой еще есть, – ответил ему старый разведчик. – Либо они там совсем разучились работать, либо они считают нас особо важными фигурами и ведут, вместо того чтобы задерживать и допрашивать.

– А в чем нас можно заподозрить? – спросил Рэм, пораженный рассуждениями товарища.

– А ни в чем нас подозревать и не надо – мы были с ним связаны на определенном этапе его карьеры, и они просто обязаны нас проверить.

Рэм задумался. Он до сих пор так до конца и не решил для себя, насколько можно быть откровенным с Гризли.

– Ты знаешь, в чем обвинили Сноу? – спросил он после небольшой паузы.

– Конечно же, не знаю, это ведь закрытая информация, особенно для меня, пенсионера Департамента Культуры. Однако раз ты приехал, то, видимо, тебе это хорошо должно быть известно. Полагаю также, что тебе нужна моя помощь, но могу я тебе помочь или нет, я смогу ответить только после того, как ты введешь меня в суть проблемы. Я понимаю твои сомнения – после исчезновения Сноу тебе надо быть предельно осторожным.

«А понимает ли он сам мои сомнения? – подумал Старый Гризли. – Понимает ли он, что в сложившейся ситуации сам он вполне может быть провокатором, подосланным ко мне Департаментом Государственной Стражи? Для них доказать участие кого бы то ни было из Обители в заговоре против Крон-Регента или в шпионаже в пользу Запада было бы величайшей победой. Рэм Мустоффель рискует, скорее всего, это так, но понимает ли он, как я сейчас рискую, разговаривая с ним? Это с одной стороны. С другой стороны – я отошедший от дел одинокий пенсионер, и терять мне особенно нечего. В силу сложившихся обстоятельств, я, так или иначе, рано или поздно все равно могу попасть и попаду под удар. Выбирать мне сейчас приходится не между спокойной жизнью и риском, а между пассивным ожиданием своей участи или активным в ней участием». Всю свою жизнь Старый Гризли выбирал второе. Именно так он и решил поступить на этот раз.

«Слишком уж охотно он идет на контакт, слишком уж бодро и охотно, – думал Мустоффель, наблюдая, как его старый боевой товарищ поглощает темное пиво с большой шапкой пены над кружкой. – Не исключено, что именно его ведомству и поручено расследование по делу „Волхвов“ – тогда его интерес понятен. Не бывает бывших разведчиков – они знакомы, и ему могли поручить разработку именно его, Рэма Мустоффеля. Правда, он ведь сам приехал в Нойнбург…» Рэм мучительно сомневался, однако все же решил рассказать Старому Гризли суть проблемы – выбора у него все равно не было, и он решил идти до конца.

– Видишь ли, альтер камерад, мне нужен толковый и смышленый человек для выполнения одной очень деликатной и весьма конфиденциальной миссии, – сказал он, когда в его кружке оставалось меньше половины. – Есть люди, готовые хорошо заплатить за то, чтобы…

Старый Гризли задумчиво и неспешно шел по улицам родного Нойнбурга, направляясь к дому. С того дня, когда он встретил в трактире своего старого товарища, Рэма Мустоффеля, прошло около двух недель. Он все еще обдумывал, не является ли его появление провокацией со стороны Департамента Государственной Стражи, однако склонялся к мысли, что это маловероятно. В то же время, думая о том, как помочь Рэму, он пока что не придумал ничего толкового. Сам Гризли уже не мог участвовать в подобной авантюре, не столько даже в силу своего возраста (он был еще весьма в хорошей форме), сколько в силу своего положения – разведчики его уровня даже на пенсии находились под негласным тайным контролем, что было вполне понятно: за ту информацию, которая хранилась в их поседевших с годами тайной войны