удивительного в том, что он все-таки поступил в школу магии и уехал. На тот момент Линару было восемь, мне – шесть, близняшкам почти шесть – на двоих, разумеется. Сестры в ту пору сильно болели, родители с ног сбивались, возили от одного лекаря к другому, и не только до нашей столицы – даже до столицы королевства Дурбор добрались. Они были очень заняты, а мы с Линаром…
Он чувствовал себя очень одиноко в чужих стенах, а я в родных не знала куда деваться. Переписывались. Линар писал длинные письма ровным почерком – о буднях в школе, о друзьях и недругах, о печалях и радостях, а я… корявым, совсем детским, рассказывала о куклах, платьях, котятах и прочих глупостях.
Эта дружба стала такой важной, что даже переход во взрослую жизнь разрушить ее не смог. Просто однажды мы перестали обсуждать будни и кукол… Линар начал писать о своих взглядах, устремлениях, отношениях с девушками, которых в школе, как и в академии, немногим меньше парней. Я… ну тоже о взглядах писала. И про ухажеров, и про все на свете.
Мы вместе смеялись над незадачливым господином Дюррином (впрочем, тогда он едва ли мог носить это звучное звание), над Фистом, над… О Богиня, да у меня никого ближе брата не было!
И он про все рассказывал. Даже про то, как опозорился на первом свидании, как не сумел впечатлить девушку первым поцелуем, поведал.
Когда Линар приезжал на каникулы, мы оторваться друг от друга не могли. Говорили часы напролет. Однажды в наш междусобойчик Милан – наш старший брат – затесался. Он и половины из наших шуток не понял, разозлился… но, когда отбывал в кадетский корпус, с такой грустью посмотрел. Сказал:
– Завидую вам, очень завидую.
Ну да… Милан, как и Линар, в восемь из родительского дома выпорхнул. Только не в магическую школу, а в кадетский корпус под патронажем его величества. И то ли склад личности такой, то ли обстоятельства подвели, но Милан в самом деле за бортом семейной жизни оказался. Родители с ним, разумеется, общались, а вот остальные…
Милан старше Линара на пять лет. Так что лично мне он не просто взрослым – старым казался. И о чем с таким говорить?
А Линар… Я думала, эта дружба продлится вечно, и когда полтора года назад получила письмо, состоящее из единственной фразы: «Не пиши больше!» – не поверила. Думала, брат шутит… Увы, с той поры на мои письма не отвечал. Словно я в самом деле не писала.
– Соули? – Голос отца вырвал из горестных мыслей.
Я даже вздрогнула от неожиданности.
– Я попробую, – пробормотала едва слышно. – Но я не верю, что Линар передумает.
За разговорами и размышлениями совсем не заметила, как миновали луга и рощу. Очнулась лишь тогда, когда услышала звонкий цокот копыт по мощенной булыжником улице. Мимо неторопливо плыли приземистые домики городской окраины, впереди виднелся шпиль ратуши – именно там давали бал в честь Первого дня лета и именно туда мы направлялись.
– Никаких магов…
– Что? – невольно дернулась я. Даже не поняла, кто это сказал.
– Никаких магов, – повторил отец, погрозив пальцем.
Губы сами скривились в неприятной усмешке. Я-то тут при чем? Насчет мага не меня, близняшек предупреждать нужно. Впрочем, девочки уже предупреждены. И как бы там ни было, приблизиться к Райлену не позволю. Для их же безопасности.
Прав отец – от таких, как Райлен, добра ждать не приходится.
Бал давали на первом этаже городской ратуши, в зале для торжественных приемов.
В честь Первого дня лета колонны украсили серебристым плющом, вдоль стен расставили высокие вазы, наполненные белыми и алыми розами, и зажгли все-все светильники. Паркет был начищен до блеска, стулья и скамеечки для отдыха хвастались новой золотистой обивкой, под потолком порхали магические журавлики особого назначения – на таких обычно гадают.
Оркестр расположился на специально возведенном помосте в самом конце зала. Бренчал тихо, едва слышно. Толпа гостей напоминала растревоженный улей. Правда, слегка замороженный и слишком пестрый. Девушки, как и полагается, блистали в белом. Наряды замужних и умудренных жизнью отличались невероятной яркостью. Мужчины наоборот – предпочли темные, сдержанные цвета. Все как всегда, ничего особенного. Как всегда!
Едва вошли в зал, на пути нашего семейства возник господин Дюррин – племянник мэра. Рыжий, как летняя белка, и улыбчивый донельзя.
– Господин Анрис! – радостно воскликнул он. Отвесил учтивый поклон. – Госпожа Далира! – и снова поклон, и вежливое прикосновение к руке. – Госпожа Соули!
О Богиня! Спрячь меня от этого чудовища!
– Госпожа Соули, вы позволите?
Господин Дюррин завладел моей рукой прежде, чем успела сделать вид, будто поправляю прическу или складку на платье. Тут же потянул к губам.
– Вы сегодня жутко красивы, – прошептал рыжий. Отвлекся на мгновение, чтобы кивнуть близняшкам, и тут же перешел в атаку: – Госпожа Соули, я прошу первые два танца.
– Господин Дюррин, мы только что вошли! – Я рассмеялась, хотя смешно не было. Он на протяжении трех лет за мной увивается и, несмотря на то что отец ему дважды отказал, все еще надеется обаять. – Позвольте отдышаться!
– Нет! Нет! И нет! Я же знаю: не приглашу сейчас – наверняка останусь без танца! – Это он пошутить пытался. Как всегда неудачно.
– Хорошо, господин Дюррин. Первые два танца – ваши.
– Жду не дождусь!
Рыжий снова притянул руку к губам и откланялся. А мы продолжили путь. Вот только далеко уйти не удалось…
– Господин Анрис! Добрый вечер!
Господин Данред, владелец виноградников, расположенных к югу от Вайлеса, учтиво кивнул. Папа тоже кивнул и тут же был представлен двум сыновьям господина Данреда. Последние семь лет молодые люди провели в казармах славной армии Верилийского королевства и наконец вернулись в родные земли. Нам с мамулечкой и близняшками избежать знакомства также не удалось.
Парни выглядели вполне достойно – широкоплечие, с хорошей осанкой, с приличными, хоть и заурядными физиономиями. Так что, отдавая следующие четыре танца, я не жалела. Даже порадовалась чуть-чуть – новые люди всегда интересны.
Седьмой и восьмой с меня стребовал господин Флюйе – сын управляющего банком. Девятый и десятый пришлось обещать господину Кюшу – проверяющему из столицы. Что именно он проверял, не знаю, но в Вайлесе торчал с середины зимы и порядком поднадоел.
Наконец мы все-таки достигли намеченного местечка и остановились, окончательно влившись в пеструю толпу знатных и богатых горожан. Мамулечка сияла и бросала на меня гордые взгляды, отец скептически усмехался, а близняшки вовсю стреляли глазками – в том, что стоять у стенки, пока другие танцуют, не придется, никто не сомневался. Просто… меня всегда приглашают сразу, а их чуть позже.
– Пойду поздороваюсь с мэром, – тихо сказал отец.
Мы ответили сиятельными улыбками, и едва господин Анрис отошел, сосредоточились на любимейшей забаве местного общества – разглядывании!
У кого какое платье, у кого какой наряд, прическа, украшения, цвет лица. Кто как на кого посмотрел, кто как повернулся, кто с каким выражением лица шепчется или говорит, и прочее, прочее, прочее…
Не знаю, как в столице и других городах Верилии, а в Вайлесе эта часть официальных, да и частных приемов негласно считалась самой важной. Если устроитель не дал как следует рассмотреть других и покрасоваться самим – бал назовут неудачным, а устроителя несносным. Мэр про эту особенность знал как никто другой, поэтому прежде чем подать напитки и махнуть музыкантам, выжидал не меньше часа.
– Госпожа Жейер сегодня хороша, – вполголоса сказала мама.
Я нашла госпожу Жейер глазами – улыбнулась, когда наши взгляды встретились.
– Да, ей очень идет лиловый…
