светлейшего князя Меньшикова. Император так и называл дворец — Посольский.
Будучи сам более чем скромным, первый император российский от подданных требовал обратного. Усадьбы и дворцы велено было возводить из камня, с неизменной пышностью и привлечением иноземных архитекторов. Можно было и своих, русских, но непременно прошедших обучение заграницей, и по европейским канонам. Не возбранялось вносить и нечто от русского стиля, но никаких теремов, никакого дерева и обязательно с изукрашенными стенами.
Зимний дворец располагался напротив стрелки Васильевского острова. Оттуда открывается прекрасный вид, как на сам остров с Меньшиковским дворцом, так и на Малую Неву, убегающую вдаль к морю, на правый берег и Заячий остров с крепостью, где ведутся строительные работы и закончатся они еще ой как не скоро. Все же несмотря на скромность дворца, место выбрано исключительное радующее глаз. А когда вокруг исчезнут следы непрерывно ведущегося строительства…
Летний дворец расположился восточнее у слияния Мойки и Фонтанки. От первой к Неве протянулся Лебяжий канал. Таким образом вышел рукотворный остров, в форме вытянутого четырехугольника. Сам дворец опять же больше похож на обычный двухэтажный дом, сравнительно скромных размеров, но с великолепно отделанным фасадом. Скромен был дед, ничего не скажешь.
А вот перед дворцом, разбит превосходный парк. Такому можно было позавидовать. Красота одним словом. Правда смотря с чем сравнивать. Если к примеру с петергофским, так этот уступит. В Петергофе одна только система фонтанов чего стоит. И дворец там куда как представительнее. Но то, лишь загородная резиденция. Можно конечно и там поселиться, да только лучше бы с этим погодить.
Сначала нужно крепко на ноги стать. Хватит, повеселился. Петергоф он все больше к праздности и одухотворенности располагает. А ему нынче работать нужно много и в первую голову над собой. Как оказалось, праздного да глупого государя очень даже легко можно под себя подмять, сколько не пыжься и не бей себя в грудь утверждая, что ты самый настоящий император. Вот и подмяли малолетнего да глупого. Так подмяли, что и вспоминать не хочется…
Кто высоко возносится, тому и падать больно, а бывает и так, что насмерть расшибешься. Не минула чаша сия и Долгоруковых. Ушаков проделал все просто виртуозно. Как и ожидалось, едва прознав о подложном тестаменте, Голицыны тут же откололись от Долгоруковых. Несмотря на приверженность Дмитрия Михайловича к установлению в России дворянской республики, он все же всячески поддержал борьбу с заговорщиками. Что впрочем не спасло его лично от последующей опалы. Молодой Петр посчитал, что подобные взгляды не могут пойти на пользу государству, так как исходили от лица обличенного властью и грозили империи ненужными потрясениями.
С Долгоруковыми обошлись жестко. Семьи их были сосланы в дальние уделы, принадлежащие их родам. Василий Лукич, вдохновитель заговора, Алексей Григорьевич и Иван были казнены. Василий Владимирович, был отправлен в опалу в свое имение, без права покидать оное до особого распоряжения. Родственники выдвинутые на различные должности, пока делами заправлял верховный тайный совет, были уволены от службы. В итоге их так же отправили в опалу, по принадлежащим им имениям.
Верховный тайный совет, был распущен и вновь силу взял сенат, при вернувшемся на прежнюю должность Ягужинского. Петр не забыл и об Остермане, ставшем при нем тайным советником. С одной стороны умен и изворотлив, с другой, нужен был противовес генерал–прокурору. В том, что этот немец будет верно служить императору, являясь опорой, Петр не сомневался, как не сомневался и в том, что если даст слабину и пойдет на поводу у Андрея Ивановича, тот не упустит своего шанса.
Немало времени было потрачено на то, чтобы хоть как?то разобрать то, что успели наворотить верховники, а по сути Долгоруковы, пока император был фактически под их контролем. Отменили указы на которых стояла подпись Ивана Долгорукова, это ему так же ставилось в вину.
Тут правда Петру было совестно, так как те указы Иван подписывал с его попустительства и даже дозволения. Но с другой стороны, думай что творишь, тем более, уговорить Петра подмахнуть указы, Ивану не составляло никакого труда. А потом, навредить Ивану это уже никак не могло, его судьбу предопределила одна единственная подпись. Все остальное было сделано только для того, чтобы иметь основание для признания указов не действительными. Кстати, таковыми были признаны частью и те, что были подписаны самим Петром, хотя об этом и знали лишь трое — Остерман, Ягужинский и Ушаков.
Совершил Петр и поездку по мануфактурам. Странное и небывалое до селе дело. Остерман не мог нарадоваться на своего воспитанника, да и другие, кому судьба России не безразлична, смотрели на постепенно возникающие интересы императора с надеждой.
Не чинясь, Петр обходил цеха стараясь вникнуть в процесс производства. Ввергая в ступор окружающих, и поражаясь сам себе, задавал такие вопросы, что все только дивились им. Он и сам не знал, отчего в нем вдруг проснулось желание вникать во все это. А главное, данное занятие ему показалось столь же интересным и волнительным как и… Охота.