он бежит, бегут все, они что-то кричат, он их не слышит.

Тишина, липкая и звенящая в ушах, ничтожно малым стал

его мир, и сам он стал очень маленьким. Рука болтается

словно чужая, нужно придерживать ее, кровь каплет с паль-

цев на землю. Ему начинает казаться что он что-то слышит,

лучше бы это был сон. Хочется лечь и ничего не видеть и не

слышать. Звуки все отчетливей и боль все сильней, они бе-

гут по лесу, ветки больно бьют по лицу.

Он не слышал ничего, ни истерического, почти невыно-

симого крика раненых, ни грохот взрывов, ни лязг гусе-

ниц… Звуки возвращаются к нему шелестом листвы и ти-

шиной леса, нежной, пьянящей тишиной. Он открыл глаза,

утренний туман низко стелился над землей, горел костер и

возле него сидели солдаты. Он попытался подняться и за-

стонал, раненая рука в крови, рукав закатан и завязан на ра-

не, сейчас это наверное лучший выход, кровь высохла и

стала черной. Кругом лежат раненые, одни стонут и просят

пить, другие молчат. Рядом выкопана яма, он с трудом вста-

ет и проходит к костру, повернув голову он смотрит в яму.

В ней окровавленные тела с безжизненными восковыми ли-

цами. Он вернулся в этот мир, точнее в Войну, может быть

там уже все закончилось, так обманчива эта лесная тишина.

Далекая канонада развивает последние тщетные надежды.

— Этих могил уже больше никто и никогда не най-

дет, — говорит парень, поправляя ботинки трупа в яме. Он