психотерапевтическом сеансе. А как только воспоминание таким образом сформируется, его уже трудно скорректировать.
Эти общие принципы не помогут нам с точностью определить истину в каждом отдельном случае. Но в среднем, по общему числу таких случаев, уже понятно, на что следует ставить. Ошибочные воспоминания и переосмысление прошлого задним числом — особенность человеческой натуры. Такое происходит довольно часто.
Люди, выжившие в нацистских концлагерях, — убедительное доказательство того, что самые чудовищные надругательства могут отчетливо и постоянно храниться в памяти, отнюдь не вытесняясь. Напротив, жертвам холокоста приходилось прилагать немалые усилия, чтобы установить хоть какую-то эмоциональную дистанцию между собой и лагерем смерти. Но вообразим некую альтернативную историю, в которой эти люди живут в нацистской Германии. Представим себе нечто жуткое: постгитлеровская Германия, сохранившая все ту же идеологию, но смягчившаяся по отношению к евреям. Какое психологическое бремя давило бы в таком случае на жертв холокоста! Воспоминания лишили бы их возможности справляться с повседневной жизнью, и, вероятно, тогда они научились бы забывать. Если подавление памяти с дальнейшим пробуждением призрачных воспоминаний действительно случается, для этого, вероятно, нужны два условия: 1) насилие происходит на самом деле и 2) жертва вынуждена долгое время притворяться, будто ничего не было.
Специалист по социальной психологии из Калифорнийского университета Ричард Офши поясняет:
Когда пациентов просят объяснить, как возвращались к ним воспоминания, они рассказывают, что собирали в единую более- менее связную историю фрагменты образов, идей, впечатлений и чувств. «Работа памяти» длится месяцами, чувства превращаются в смутные образы, образы — в фигуры, а фигуры — в знакомых людей. Легкий дискомфорт в определенных частях тела истолковывается как пережитое в детстве насилие… Первичные физические ощущения, обычно усиливающиеся под гипнозом, именуются «телесными воспоминаниями». Не существует достоверного механизма, с помощью которого мышцы могли бы хранить воспоминания. Если этих методов окажется недостаточно, психотерапевт может прибегнуть к тяжелой артиллерии. Некоторых пациентов записывают в группу поддержки, и тут на них давят другие члены группы, им следует выразить солидарность с товарищами, признав свою принадлежность к этой субкультуре — переживших насилие.
Американская психиатрическая ассоциация в заявлении 1993 г., допуская, что некоторые люди забывают пережитое в детстве насилие, чтобы справиться с этой травмой, тут же предостерегает:
Неизвестно, как достоверно отличить воспоминания о подлинных событиях от псевдовоспоминаний. Настойчивые вопросы подталкивают некоторых людей к «воспоминаниям» о событиях, которых на самом деле не было. Неизвестно, какой процент взрослых, сообщающих о сексуальном насилии в детстве, в самом деле ему подвергался… Заведомое убеждение психотерапевта в том, что источник проблем пациента коренится именно в сексуальном насилии и в других факторах или же, напротив, в том, что проблемы никак с этим не связаны, отражается на диагнозе и назначении лечения.
С одной стороны, было бы жестокой несправедливостью отвергать все сообщения о чудовищных случаях сексуального насилия. С другой стороны, такая же бессердечная жестокость — подтасовывать воспоминания, внушать пациенту ложные образы произошедшего в детстве насилия, разрушать семьи, а порой и сажать ни в чем не повинных родителей в тюрьму. Необходим здравый скептицизм, чтобы нащупать непростой путь между двумя крайностями.
В первом издании влиятельного руководства Эллен Басе и Лоры Дэвис «Отвага для исцеления: пособие для женщин, переживших в детстве насилие» (The Courage to Heal: A Guide for Women Survivors of Child Sexual Abuse, Perennial Library, 1988) психотерапевтам дается весьма неоднозначный совет:
Верьте жертве. Вы обязаны верить, что пациентка подверглась сексуальному насилию, даже если она сама в этом сомневается… Пациентка нуждается в вашей непоколебимой вере в то, что она подверглась насилию. Сомневаться вместе с пациентом, было ли насилие, — все равно что вместе со склонным к самоубийству пациентом раздумывать, а не будет это и в самом деле наилучшим выходом. Если пациентка не до конца уверена в факте насилия, но думает, что, возможно, была жертвой, работайте с ней так, словно насилие несомненно имело место. Из сотен женщин, с которыми мы беседовали, и еще большим числом тех, о ком мы слышали, не нашлось ни одной, которая, заподозрив, что подвергалась насилию, и исследовав свою память, пришла бы к выводу, что насилия не было.
