Я вскочила со скамьи, в гневе сверля его взглядом.
— Вы там не живете, святой отец! — закричала я. — Я пробуждаюсь в Годлин-холле по утрам, целыми днями бодрствую, сплю там ночами. И лишь одна мысль беспрестанно вертится у меня в голове.
— Какая же?
— Здесь обитают призраки!
В негодовании он громко застонал и отвернулся; гневное лицо его мученически кривилось.
— Я не стану слушать подобных слов, — заявил он.
— Разумеется, — отвечала я, уже удаляясь. — Ибо ум ваш закрыт. Как и у всех вам подобных.
Я устремилась к выходу, грохоча туфлями по плитам, и вылетела к свету холодного зимнего утра; желание закричать в голос одолевало меня. Деревенские лавочники спешили по делам, будто все в этом мире обстояло благополучно. Молли Сатклифф с порога чайной выплескивала на улицу ведро мыльной воды. Алекс Токсли направлялся к себе в кабинет. Вдалеке я разглядела тень мистера Крэтчетта — тот сидел в окне конторы поверенного над огромными гроссбухами, вперив взгляд в страницу, и перо его скользило туда- сюда, делая пометки. У дверей стояла запряженная коляска мистера Рейзена — значит, он у себя, за столом, — и меня осенило. Мне потребен был ответ на один вопрос.
— А, мисс Кейн, — промолвил мистер Крэтчетт, обреченно воззрившись на меня. — Вы снова посетили нас. Какой восторг. Быть может, мне надлежит поставить вам отдельный стол.
— Я понимаю, что затрудняю вас, мистер Крэтчетт, — сказала я. — И я не хотела бы отнимать у мистера Рейзена драгоценное время. Он и без того был весьма со мною щедр. Однако у меня есть к нему вопрос, один-единственный. Не могли бы вы спросить у него — быть может, он выделит мне время? Обещаю, что не задержу его дольше пары минут.
Мистер Крэтчетт, уловив, что я говорю правду, а смирение быстрее избавит его от меня, вздохнул, отложил перо, удалился в кабинет, а вскоре вернулся и устало кивнул.
— Две минуты, — сказал он, тыча в меня рукою, а я кивнула и устремилась мимо него в кабинет.
Мистер Рейзен сидел за столом; при моем появлении он дернулся было, желая встать, но я отмахнулась и велела ему не беспокоиться.
— Я рад, что вы зашли, — промолвил он. — С последнего нашего разговора я много думал о вас. Я…
— Я вас не задержу, — перебила я. — Я понимаю, что вы заняты. У меня лишь один вопрос. Если я захочу уехать, точнее говоря, если мы вместе захотим уехать, возразят ли управляющие поместья?
Вздернув брови, он уставился на меня в изумлении. Затем несколько раз открыл и закрыл рот.
— Если
— Да нет, не вы и я, — отвечала я, чуть не расхохотавшись над таким недоразумением. — Я и дети. Если я заберу их и мы поселимся в Лондоне. Или на континенте. Я давно мечтаю пожить за границей. Одобрят ли это управляющие? Станут ли нас содержать? Или отправят полисменов, дабы детей вернули в Годлин? А меня арестовали за похищение?
Он кратко поразмыслил.
— И речи быть не может, — наконец сказал он. — Условия кристально ясны: пока мистер Уэстерли живет в Годлин-холле, детям нельзя надолго уезжать. Даже под присмотром некоего попечителя — скажем, вашим.
Мысли мои помчались галопом, и я принялась строить нелепейшие прожекты.
— А если он тоже уедет? — спросила я. — Если я заберу его с собою?
— Джеймса Уэстерли?
— Да. Что, если я, он и дети переселимся в Лондон? Или в Париж. Или в Америку, если это необходимо.
— Мисс Кейн, вы как будто лишились рассудка, — сказал он, поднявшись и расправив плечи. — Вы же видели, в каком состоянии этот несчастный. Ему потребна неотлучная забота сиделки.
— А если я стану о нем заботиться?
— Без обучения? Без всякого медицинского образования? Вы полагаете, это справедливо по отношению к нему, мисс Кейн? Нет, и речи быть не может.
— А если я обучусь? — спросила я, понимая, что уже исчерпала дозволенное мне число вопросов. — Пойду на медицинские курсы, смогу убедить вас, что знаю толк в этой профессии. Тогда вы разрешите мне забрать его? И детей?
