В отличие от Лазаря, даже Колиньи не сумеет восстать из могилы.
— Матушка, я пойду с ним! — Генрих шагнул ко мне. — Мы перебьем всех, кто будет в доме.
«Такова жизнь, малышка, — вдруг зазвучал в моей памяти голос покойного свекра. — Порой приходится первым нанести удар…»
Я прижала ладонь к груди, обратившись лицом к Сене, гнилостный запах которой примешивался к сладостным ароматам моего сада. Я более не могла отрицать очевидное. Если Колиньи выздоровеет, он станет воевать со мной до самой смерти. Либо его жизнь, либо моя.
Я повернулась к собеседникам. Они переместились в тень: Гиз, похожий на статую из слоновой кости, Генрих — гибкий, почти сливающийся с темнотой, и Бираго — зыбкое отражение моей собственной души.
— Всех? — прошептала я.
Перед моим мысленным взором промелькнули лица тех, кого я видела в доме. У них есть жены, дети. Смогу ли я жить, зная, что их гибель на моей совести?
— Всех. — Гиз начал бесстрастно перечислять имена. — Телиньи, зять Колиньи, его капитан Обинье, дворяне Рошфуко, Суисси и Арманьяк; все они сейчас находятся в доме и должны умереть. Дело гугенотов никогда не оправится от такого удара. — Он помолчал, мельком глянув на Генриха, который сделал примирительный жест. Гиз опять обратился ко мне. — Генрих Наваррский у вас. Предлагаю держать его под стражей, пока все не закончится. Само собой разумеется, он никогда уже не сможет вернуться в свое королевство.
Я заколебалась, глядя по очереди на каждого из них. Стук сердца отдавался гулом в ушах. Я думала о том, чего они требуют от меня, о том, чему я дам ход, если соглашусь… А затем, в тот самый миг, когда сомнения уже начали одолевать меня, я припомнила слова Колиньи: «Мы станем сражаться за Наварру и гугенотскую Францию…»
Или он, или я. Так было всегда.
Я вдруг осознала, что согласно кивнула.
— Завтра ночью, — тихо проговорила я. — Вы сможете сделать это завтра ночью.
Гиз поклонился. Генрих, подмигнув мне, натянул на голову капюшон.
— Какой завтра день? — спросила я, глядя, как эти двое растворяются в густеющей темноте.
— Двадцать третье, воскресенье, — ответил Бираго. — Канун Дня святого Варфоломея, покровителя лекарей.
Назавтра, в очередной нестерпимо палящий полдень, мне сообщили, что Генрих Наваррский вернулся после утреннего посещения Колиньи и отправился в свои покои, где к нему присоединился мой сын Эркюль. Я отправила к ним придворных шлюх: вино и плотские утехи отвлекут их внимание от того, что к дверям покоев приставили стражу. Генрих, вернувшись с вечерней прогулки, сообщил, что в городе пока тихо, хотя гугеноты по-прежнему толпятся в проулках вокруг дома Колиньи. Я отправилась повидаться с Карлом.
Он слушал меня, сидя на кровати в обществе своего пса и перебрасывая с ладони на ладонь искореженную пулю.
— Значит, это правда, — сказал он, когда я умолкла. — В Колиньи стрелял Гиз.
— Нет, — поправила я, подавшись вперед. — Гиз действовал по моему наущению. Я сожалею только о том, что он потерпел неудачу. Утром того дня я встречалась с Колиньи; я надеялась спасти ему жизнь, но он стал мне угрожать. Я простила ему деяния, которых не простил бы никто другой, а он признался, что и в самом деле ответствен за убийство Меченого и станет бороться за то, чтобы посадить на твой трон Генриха Наваррского. Я решила, что у меня нет другого выхода.
Карл опустил голову, и у него вырвался тихий прерывистый вздох.
— Почему они нас так ненавидят? — прошептал он. — Не понимаю! Почему, если мы всегда хотели только одного — мира?
— Не все гугеноты таковы. Посмотри на меня, Карл. — Я обхватила ладонью его подбородок, вынудила поднять лицо ко мне.
В подражание Генриху он начал растить эспаньолку, но в этот миг я видела в нем только мальчика из тех давних лет, когда Меченый и Колиньи развязали первую войну: тогда в его глазах было то же потрясение.
— Не все, — продолжала я. — Есть немало гугенотов, которые почитают своего короля и жаждут мира не менее страстно, чем мы. Понимаешь? Мы должны сделать это, чтобы их спасти.
По бледной щеке Карла поползла одинокая слеза. Выронив искромсанную пулю на пол, он кивнул, обхватил руками колени, притянул их к подбородку и свернулся калачиком рядом со своим псом.
Я оставила его на попечении Бираго. В коридоре меня дожидался Генрих.
