большой, а ножка представляла собой виноградную кисть.

– Подойди к свету, здесь темно.

Михаил подошел поближе к снопу света, падающему из открытого люка. Лучи света упали на грани стекла, пустив по трюму солнечные зайчики.

– Ну, любуйся, какая красота! – не выдержал Вернер.

– В самом деле, неплохо.

– Неплохо? Подожди, сейчас ты увидишь подлинную красоту.

Вернер взял из рук Михаила вазу и бережно уложил ее на место, а из другой корзины вытащил стеклянный кубок. Его стекло отливало синевой. Работа была изящная, края кубка оправлены серебром.

– Смотри, какая тонкая работа! – чувствовалось, что Вернер гордится своим товаром.

Михаил взял кубок, подошел к люку и посмотрел сквозь него на свет. Да, для человека, чувствующего красоту, вещица занятная.

– В Гардарике таких изделий еще не было! – похвастался Вернер.

– Продай! – неожиданно даже для себя предложил Михаил.

– Понравился кубок? Дарю!

– Нет, товар продай.

– Весь?

– Насколько хватит у меня денег.

– Деловые разговоры в трюме не ведутся. Но коли ты уже в трюме, смотри товар, потом о цене поговорим.

В плетеных корзинах были разные изделия: и стаканы, и чаши, и кружки, и стеклянные бусы – даже бутылки и кувшины. И каждое изделие – ручной работы, не было двух одинаковых предметов.

– Насмотрелся? Пошли наверх.

Вернер провел Михаила в малюсенькую каюту. Там помещалась деревянная кровать, стол и один стул. В стене был небольшой шкаф для одежды. Но главное, что понравилось Михаилу, – есть крыша над головой. Случись дождь или непогода – есть где укрыться.

Вернер достал из стола листы бумаги. Михаил был удивлен.

На Руси простолюдины писали, вернее – царапали на кусках бересты, люди позажиточнее – на восковых табличках деревянным заостренным писалом. Дворяне – на пергаменте, но он был дорог. А тут – бумага! За все время нахождения здесь Михаил видел ее в первый раз – так же как и чернильницу с гусиными перьями.

– Где бумагу берешь, Вернер?

– Из Синда возят, рисовая. Продать?

– Я бы взял. Сколько стоит?

– Тебе отдам, за что купил. Подожди, я найду, сколько у меня и какого товара. Там же и цена есть.

Вернер долго считал, потом объявил цену.

– Учти, Михаил! За твою помощь я тебе на первый раз делаю скидку. Всего выходит на двенадцать серебряных талеров.

На сколько тянул талер, Михаил не знал. Он открыл калиту, высыпал на стол деньги и отложил в сторону серебро.

Немец молча достал небольшие весы – вроде аптечных. На одну чашу он отсчитал из своего кошеля двенадцать талеров, на другую положил серебро Михаила. Серебра не хватало. Немного, но не хватало.

– Ты можешь взять не весь товар, Михаил. Ведь у тебя судно меньше, и я сомневаюсь, что оно вместит все.

– Пожалуй, верно. Ладно, на сколько получилось, на столько и отдай.

Ушкуй подогнали к борту судна Вернера, с осторожностью перегрузили корзины на палубу, потом из трюма в трюм – мешки с соломой, а уж на них – корзины с товаром.

Когда они закончили работу, солнце стало садиться. Решили заночевать вместе – так безопаснее, а утром разойтись. Вернер хотел идти в Великий Новгород, распродать остатки стекла и набрать воска и зерна.

– Ты знаешь, Михаил, провизия стоит дорого. За трюм с зерном я могу выручить трюм стеклянных изделий. У вас зерно стоит втрое дешевле, чем у нас. Потом в Венецию – и сюда. Я за одну такую ходку могу купить хороший каменный дом в Ростоке.

– Ничего себе! – удивился Михаил.

– Да! Не удивляйся! Лучше торговли может быть только владение серебряными копями или работорговля. Но с ней много мороки, уж очень товар… ммм… специфичный.