Я не стала выкладывать ей все, что думаю на сей счет, а только кивнула. В сущности идея принять у себя очаровательного друга сама по себе неплоха, но лучше не растягивать этот визит надолго. К тому же с молодыми общаться интереснее.
— Это верно. Не помню ничего веселее, чем тот день в Баден-Бадене с Руди, — произносит Аннелиза. — Тогда я прониклась уверенностью, что мы еще свое наверстаем. Наша молодость была тусклой, супружеская жизнь — что затхлая тюрьма, так неужели нам вдобавок превратиться в брюзжащих старух? Необходимо придумать что-нибудь такое, чем можно было бы позабавиться, чтобы оно нас расшевелило, но не перегибая палку.
— Верно, нам надо завести придворного шута, каких держали в замке в давние времена.
— Не поискать ли в Интернете, — предлагает Аннелиза.
— Или сразу позвонить на биржу труда.
В ресторане Аннелиза в приподнятом настроении садится за накрытый стол, и мы, успев здорово проголодаться, налетаем на маленькие кружочки белого хлеба со смальцем. Подруга забыла дома очки, и я зачитываю вслух праздничное меню:
Парфе из куриной грудки и утиной печени.
«Султанский салат» с яблоками, покрытый фисташковым суфле.
Суп «Леди Керзон», заправленный желтком и сливками с морскими языками и рулетом из семги.
Фаршированная кроличья спинка с белыми грибами под хересовым соусом на глазурованном пастернаке и поленте из гречневой муки.
Сырой бифштекс в сыре бри с редисом и черешковым сельдереем.
«Наполеон» с белым кофейным муссом и шербетом.
— Ладно, уговорила! — восклицает Аннелиза. — Никаких возражений, я бы только редиску пропустила.
Дружит ли она с белыми грибами, я уж не стала спрашивать.
Вслед за рислингом заказали бутылку бордо. Аннелизу потянуло на философию.
— Естественно, в силу солидарности мы встаем на сторону женщин, если вдруг выясняется, что мужья им изменяют. Однако позже находится какая-нибудь добрая подруга, в чьей интеллигентности и этических взглядах мы не сомневаемся, и исповедуется в любовной связи с неким женатым мужчиной. Достаточно выслушать ее версию, как дело принимает иной оборот. Во-первых, мы не знаем, сколько лет этой Йоле, а во-вторых, может, Эвальд искренне влюблен в нее.
Столь сильное сочувствие и великодушие приводят меня в замешательство, и мне приходится немного умерить ее пыл.
— Ты и без искренней любви, недолго думая, связалась с Эвальдом, — замечаю я, — вот только его, к сожалению, не заинтересовал секс с матроной.
Аннелиза не решается спорить со мной, и все же данная щекотливая тема ее не отпускает.
— Между желаниями и возможностями всегда непреодолимая пропасть. Если обратиться к Гёте и другим гигантам мысли, то и для мужчин положен предел возможностей. У дедуль в возрасте Эвальда получается обычно лишь в том случае, если они употребляют парное мясо, а еще лучше, если успеют проглотить виагру.
Ну, парным мясом мы обе были полвека назад, даже дочери Аннелизы в эту категорию больше не попадают.
— Я начала читать в очках лишь в сорок пять, — рассказывает она, — и перенесла это стоически. Но когда на Рождество моя старшая открыла свой новенький очечник, я не выдержала и заплакала.
Я поняла, что пора отвлечь подругу от мрачных мыслей.
— Если уж ты столь критически настроена по отношению к мужскому источнику вечной молодости, то придется тебе честно признаться, что сама ты предпочла бы в постели хорошенького юношу.
Она возражает:
— Если я такое и говорила, то шутки ради! Молодой Адонис разве что заработал бы себе серьезный эдипов комплекс, но потом бы потребовал денег! Нет уж, уволь меня от этого!
Мы опустошили бутылку до последней капли, не пропадать же добру.
— Несмотря ни на что, танцы с Эвальдом доставили большое удовольствие, — произнесла Аннелиза больше для собственного утешения. В конце концов мы, взявшись за руки, побрели домой, поскольку часы показывали половину десятого.
