В той поездке она одна отвечала за все. Проверяла прогнозы погоды, находила вертолетные съемки, была реквизитором, готовила еду в лагере и, по большому счету, вообще следила за поддержанием нужного ритма земного вращения, не получая за это никакой видимой благодарности. Так что, когда в один из дней она вернулась с раздобытой где-то машиной и Триер сказал ей: «Знаешь, вообще-то, когда ты здесь, все гораздо проще», она восприняла его слова как упрек. И только гораздо позже, в разговоре с Петером Ольбеком, рассказавшим ей, как Триер был восхищен тогда ее умениями, она поняла, что его замечание, по всей видимости, «было высшей степенью похвалы».

Мне, как оказывается, еще повезло получить довольно теплые впечатления от вращения в близком к Триеру кругу, в то время как Вибеке Винделев довелось в полной мере прочувствовать остроту жала режиссера, которое – и об этом упоминают многие, с кем я разговаривал, – может оставаться под кожей довольно долго. Однако, как это бывает со многими видами насекомых, карательные акции фон Триера частенько не проходят бесследно и для него самого. Как, например, та, которую он начал, когда Вибеке Винделев после десяти лет работы ушла из «Центропы».

– Она была такой общей мамой, с железным характером, – объясняет Петер Ольбек. – При ней Ларс мог позволить себе быть маленьким и странным. Поэтому, наверное, ему было так тяжело пережить то, что она больше не хотела с ним возиться. Подобные приостановления отношений находятся за пределами его понимания.

Вибеке Винделев вспоминает те почти ритуальные приступы ярости, которые – как она со временем поняла – нападали на режиссера каждый раз после окончания съемок.

– Когда мы полностью закончили снимать «Рассекая волны», ну вот буквально на следующий же день после этого, он выругал меня за то, что я не уволила оператора, Поля, при том что он сам решил его оставить, – рассказывает она. – Позже я заметила, что это происходит каждый раз, когда Ларс заканчивает работу над очередным фильмом. Каждый раз он на меня нападал, потому что теперь ему нечего было делать и он начинал нервничать.

Страхи Ларса фон Триера всегда сопряжены с ужасными трудностями и ужасной же истерией: например, когда режиссера нужно отправить куда-то в кемпере – как говорит Вибеке Винделев, «со своим домиком на спине, своим туалетом и тому подобным». Или в Каннах, когда его нужно вывести из дворца и провести огородами туда, где его подберет машина и подвезет на оставшееся расстояние. Когда нужно забронировать ему место в кинотеатре возле выхода, чтобы он мог побыстрее оттуда уйти – и ни в коем случае не наткнуться при этом на журналистов. По крайней мере, сам он утверждает, что не хочет сталкиваться с журналистами.

– Но я помню, как мы с ним однажды были в Каннах, и он мне всю плешь проел, напоминая, что последний отрезок пути он должен проехать на машине, потому что он так боится журналистов. Когда же мы вышли из машины, он вдруг перешел на противоположную сторону улицы и разговорился с журналистами, да так, что я вообще не могла его затащить на лестницу. При этом он весь сиял. Тогда я подумала – ну и ладно, это был последний раз, когда я помогала тебе этого избежать. Тебе же только того и надо на самом деле!

Я спрашиваю Вибеке Винделев, почему столько людей из мира кино вспоминают о своем сотрудничестве с Ларсом фон Триером с восхищением, и она сначала говорит:

– Ну, Ларс ведь может быть очень милым. – И продолжает, как будто слегка смущенная собственным заявлением: – Вернее, когда я говорю о Ларсе «милый», я представляю себе домашнего Ларса в окружении детей. Милый Ларс сидит дома, на нем тапочки и наверняка какие-то совершенно идиотские шорты. Или вообще трусы. И очки, и застиранная футболка. И эти его тоненькие ножки.

Иногда, тем не менее, ему приходится выходить в большой мир.

– Он много лет молился за одну нашу сценаристку, с которой у него сейчас какой-то страшный конфликт. У нее был рак груди, который потом возвращался снова и снова. И Ларс упоминает ее в своей вечерней молитве, – говорит Вибеке. – На Ларса можно положиться. Что было прекраснее всего в первые годы существования «Центропы» – это что он действительно всех вдохновлял, и делал это с огромной