черную спортивную сумку около входной двери. Я видела ее больше раз, чем могу сосчитать, именно на этом месте, и точно знала, что она означает.

Эдвард уезжает.

Мысли смешались, я знала, что что-то случилось, и уже начала паниковать, как вдруг рядом со мной раздался голос, застав меня врасплох.

– Изабелла!

Я оглянулась в направлении звука, обняв себя руками, и увидела маленькую девочку, которая неслась ко мне. Она всегда так здоровалась, и я рассмеялась, когда она врезалась в меня и крепко обхватила ручонками за талию. Она возбужденно смотрела на меня, и я не сдержала улыбку, заглянув в ее теплые глаза. Меня до сих пор поражало ее счастье, ведь я знала, что участвовала в этом.

– Привет, Челси, – сказала ее, обнимая ее в ответ. – Как ты, милая?

– Чудесно! – радостно сказала она. – Все закончено, Изабелла! У меня есть семья!

– У тебя уже некоторое время она есть, ты же знаешь, – сказала я. – Мы все тебя любим.

– Но теперь все по-настоящему! – воскликнула она. – У меня даже новое имя! Эвансон!

– Челси Эвансон, – кивнула я. – Мне нравится.

– И мне!

Похоже, Эсме приняла близко к сердцу мои слова в день похорон доктора Каллена, и по пути в офис юриста, где зачитывалось завещание, снова подняла тему усыновления. Я рассказала ей о детях, которых встретила в Калифорнии, особенно акцентируя внимание на Челси, она нравилась мне больше всех. Я постоянно думала о ней, пока была в пути, переживая, как у нее дела. Эсме была заинтригована, и несколько недель спустя спросила, может ли она слетать со мной в Калифорнию, чтобы встретиться с девочкой.

Едва Эсме увидела Челси, как уже все решила. Было нелегко, потому что Челси была на попечении штата Калифорния, плюс они боялись отдавать ребенка в семью, связанную с организованной преступностью. Досье на Алека было чистым, несколько арестов и никаких обвинений, но когда семя подозрения упало в землю, тяжело не дать ему расти. Теории и предположения о связи с организацией всегда будут преследовать его, так же, как теперь и Эдварда. Навсегда. Он может пойти в школу, сделать солидную карьеру, но для государства это мало значит. Он всегда будет просто одним из них.

Потребовалось бесчисленное множество звонков государственным чиновникам и тысячи долларов легальных налогов, чтобы они хотя бы начали серьезно рассматривать эту возможность. Но лишь когда я вступила в дело, это стало вероятным. Я позвонила своей подруге Эмили и полетела в Калифорнию, где объяснила ей все, что могла. Я знала, что невероятно рисковала, говоря о своем прошлом, учитывая, что она связана с полицией. Но я также знала, что она может просто подумать, что я лгу и посмеяться надо мной – возможность существования рабства в двадцать первом столетии в Америке казалась невероятной. Но я хотела воспользоваться шансом. И мне повезло. Едва она уловила суть вопроса, как тут же согласилась помочь мне. Она пошла к отцу, сенатору, и он смог поднять кое-какие связи, чтобы продвинуть работу с документами Эсме и Алека. Год назад они наконец-то получили разрешение взять Челси на попечительство и привезти ее в Иллинойс, а за последнюю неделю завершили удочерение.

– Белла, Белла, Белла! – пронзительно закричал Карлайл, отвлекая нас.

Он бежал к нам по коридору.

– Привет, маленький Ка, – сказала я, наклонившись и потрепав его по волосам, когда он остановился передо мной. – Рад, что твоя мама тут?

– Мама! – радостно вскрикнул он, разворачиваясь и поскакав в гостиную, когда я ее упомянула.

Челси побежала следом за ним, и он захихикал, отвлекаясь. Он изменил траекторию и побежал в прачечную, чтобы спрятаться от нее, крича на ходу «Ищи меня!«.

Я засмеялась, но тут же затихла, когда услышала стон Эдварда из гостиной, он был расстроен.

– Это полное дерьмо, – зло выплюнул он.