тоже убил бы каждого ублюдка за такое. Думаю, коп был прав. Я гребаный сын Карлайла Каллена… Я совсем как мой проклятый отец.

Я с шоком резко выдохнула, когда он выдернул из монумента один из цветков и кинул его, а потом вытащил еще один. Он начал выкрикивать проклятия в сторону отцовской могилы, и я схватила его за руку, пытаясь успокоить. Мне было страшно видеть его потерявшим контроль, его настроение менялось так быстро, что я за ним не поспевала. Он отшатнулся от меня и застыл, его поза стала похожа на ту, в которой я впервые увидела его на кладбище. Он был напряжен, совершенно неподвижен и смотрел в землю. Как будто в тумане, не замечая ничего вокруг.

– Прости, – сказал он через миг, его голос был спокойным и бесстрастным.

Он снова погрузился в себя.

– Не извиняйся, – прошептала я.

Он покачал головой, доставая из кармана серебристую флягу.

– Я должен тебе много извинений, – сказал он, поднося флягу к губам и делая глоток.

Я смотрела, как он прикрыл глаза и содрогнулся.

– Хотя простого «извини» будет мало.

– Твои намерения были благородными, – сказала я, не желая, чтобы он винил себя.

По его поведению я видела, что он уже долго этим занимается.

– Как там говорят – благими намерениями выложена дорога в ад? – спросил он, издавая сухой смешок. – В этом есть смысл. Я направляюсь именно туда.

– Не говори так, Эдвард, – попросила я.

– Прости, ты права, – быстро сказал он, делая еще один глоток. – Я не должен был говорить тебе это дерьмо. Я просто… прости меня. Я рад, что ты здесь. Ты не должна была приезжать. Ты ничего нам не должна, но я рад видеть тебя.

Его слова были удивительно формальными, все эмоции, которые были минуту назад, ушли.

– И я рада видеть тебя. Я, э-э… скучала по тебе.

– Да? – спросил он, вопросительно приподнимая брови.

Я кивнула, краснея, а на его губах мелькнула улыбка.

– Я тоже скучал по тебе. Ты хорошо выглядишь, tesoro.

Мое сердце тут же отреагировало бешеным стуком, в животе запорхали бабочки.

– Ты тоже, – сказала я.

Он нахмурился, недоверчиво глядя на меня, а я засмеялась.

– Так и есть. Но ты выглядишь уставшим. Что случилось с твоей рукой?

Он глянул на нее, вздыхая.

– Алек подстрелил меня.

– Он подстрелил тебя?! Почему?

– У него спроси. Я еще не говорил с ним. Была жаркая ночка. Он… э-э, б…ь. Забей на меня.

Он снова замолчал, и я поняла, что он копается в себе.

– Отсюда и шрам на лице. Кто-то выпустил в меня пулю.

Пока до меня доходили его слова, я с ужасом глянула на него, беспокоясь за его безопасность.

– Это страшно.

– Это жизнь, – сказал он, пожав плечами, будто это ерунда, но я знала лучше. – Теперь это моя жизнь. Какая разница. Я справляюсь. А как ты? Как твоя свобода?

– Свобода, – пробормотала я. – Это она и есть?

– Да, это она. Ты можешь поехать туда, куда захочешь, и делать, что пожелаешь, и быть, кем хочется. Ты не должна делать разное дерьмо, которое делать не хочешь. Если ты проснешься утром и пожелаешь еще поспать, ты можешь вернуться в кровать. А если твой телефон звонит, ты можешь не отвечать, а просто включить гребаный автоответчик. Ты можешь стать медсестрой или поваром, или