– La mia bella ragazza, – прошептал он, его голос сломался, и у него вырвалось еще одно рыдание, которое он пытался сдержать.

От его слов по телу прошла вспышка тоски, и я прикрыла глаза, отдаваясь ощущению электричества, возникающего при соприкосновении нашей кожи.

– Эдвард, – тихо сказала я, его имя застряло в горле.

Он отстранился, чтобы посмотреть на меня, его лицо было мокрым от слез, глаза покраснели, а на голове был беспорядок. Я подняла руку и расправила прядки, с неудовольствием ощущая, сколько он нанес на них косметики, чтобы пригладить. Его волосы всегда были удивительно мягкими, но сейчас прядки стали жесткими и мои пальцы запутались в них.

– Твои волосы.

От грустной улыбки уголки его губ приподнялись, и хотя он не ответил, я знала, что он понял мои слова. Он вытер слезы на моих щеках, ресницы затрепетали в ответ на его мягкое касание. Он проследил кончиками пальцев мой подбородок, потом изучил лицо, а затем заправил непослушную прядку волос за ухо.

– Твои уши.

Я кивнула, когда он нежно дотронулся до сережки. Я проколола уши в Калифорнии, и Эмили купила первую пару сережек как подарок ко дню рождения. Я вытерла его слезы и изучила его лицо так же, как он изучал мое, я заметила на его щеке маленький шрам. Я никогда прежде его не видела, но знала, что он новый. Что с ним случилось?

– У тебя шрам, – тихо проговорила я, проводя по нему кончиком пальца.

Он вздохнул, склоняя голову к моей ладони.

– У тебя загар.

– А у тебя нет.

Он выдавил улыбку в ответ на мои слова, у него вырвался изумленный смешок, и я улыбнулась. Когда он посмотрел на меня, я вспыхнула румянцем, и он нежно погладил мою щеку.

– Ты все еще краснеешь, – прошептал он.

– А ты причина этому.

Мы молчали с минуту, впитывая слова, и он внимательно изучал меня.

– У тебя макияж.

– На тебе костюм.

Он снова кивнул, бросая на себя короткий взгляд, прежде чем скривиться.

– Я по-прежнему не люблю их, но это же похороны, – его голос сорвался на этом слове, и он отвернулся, делая глубокий вздох, чтобы успокоиться.

Его взгляд устремился мимо меня на что-то, на лице проскользнула озадаченность, и он тряхнул головой.

– Ты носишь высокие каблуки.

– Я по-прежнему не люблю их, но это же похороны, – прошептала я, повторяя его слова и продолжая осматривать его. – Ты не носишь «Найк».

– Хотел бы я. Эти гребаные туфли давят, – пробормотал он.

Я хихикнула, когда он выругался, от звука его голоса мое тело наполнилось чувствами, которых я давно уже не ощущала. Это поражало и смущало, такая буря чувств истощала меня.

– А ты по-прежнему говоришь это слово, – сказала я, испытывая странное облегчение, что он ругается.

Эту часть Эдварда я любила и хорошо помнила.

– Это слово? – спросил он, приподнимая брови.

Я не отвечала, и тогда он засмеялся, качая головой.

– А ты по-прежнему не используешь его.

Я просто пожала плечами.

Мы сидели там какое-то время, изучая друг друга, и в данной ситуации это казалось поразительно