норовило снова погрузиться в темноту.

Я напряглась, стоило ей приблизиться, и вздрогнула, когда она протянула ко мне руку. Крепко зажмурившись, я сжалась в ожидании удара, но была поражена, когда она просто провела рукой по моей щеке, а потом и по лбу.

Открыв глаза, я с непониманием посмотрела на нее, полностью сбитая с толку происходящим. Она убрала руку и исчезла из поля зрения, сопровождаемая стуком каблуков, прежде чем через минуту вернуться с пластиковым стаканом в руке, из которого торчала соломинка. Она посмотрела мне в глаза и улыбнулась.

Я нерешительно кивнула, и она схватилась за кончик ленты, быстро ее отрывая. Я поборола желание закричать, когда ее грубо сорвали с кожи, губы тут же пронзила боль. Я облизала их и поморщилась от чувства жжения, зная, что они высохли и потрескались.

Я не была уверена, что думать о ней, но тот факт, что она не была абсолютно враждебной, почти застал меня врасплох. Я все еще была слабой и сбитой с толку, часть меня кричала не верить ей, но была и другая часть, которая отчаянно хотела пить. Горло болело, и мне нужен было глоток, обезвоживание не поможет восстановить силы и остаться в сознании. Через минуту я потянула воду из трубочки, холодная жидкость обожгла грудь.

Я смотрела на нее и пыталась вникнуть в ее слова, наблюдая, как она подошла к сумочке и начала там что-то искать. Потом она достала телефон и набрала номер, поднося трубку к уху.

Потом последовала пауза, и даже отсюда я видела, как от злости она сжала руку в кулак.

Я задохнулась. Дней? Сколько дней? Где я?

Она положила телефон на стол и посмотрела на него, я мысленно искала способ, как до него добраться. Руки были крепко связаны за спиной, поэтому я понятия не имела, как справиться с этим.

Я прищурилась, когда она засмеялась, этот звук вызвал у меня тошноту.

Мое впечатление о ее доброте пошатнулось, туман в голове мешал думать ясно. Она исчезла из моего поля зрения, прежде чем вернуться с крекерами. Она открыла их и протянула мне.

Я с опаской посмотрела на нее, не желая принимать что-либо из ее рук, но не хотела, чтобы мое упрямство помешало восстановить силы. Желудок сводило, и я ощущала знакомое чувство сильного голода, к которому привыкла за эти годы. Через секунду я взяла еду и откусила, на ее губах появилась ухмылка от моей покорности.

Я проснулась внезапно, когда услышала разговор, с каждой минутой окружающее становилось более ясным. Я еще не могла разобрать, о чем говорят, некоторые слова были на иностранном языке, но голоса были незнакомые. Сквозь веки пробивался свет, и я попыталась открыть их, борясь с болью, которая пронизывала тело. Я несколько раз моргнула, чтобы вернуть зрение, но по-прежнему картинка была неясной, глаза опять пекло, комната расплывалась. Я с трудом различила несколько человек и смогла увидеть уже знакомые мне рыжие волосы поблизости. Я попыталась сфокусироваться на них и сконфуженно заметила, что эта женщина уже была в другой одежде.

Все вокруг замерли, и я внимательно осмотрелась, сердце бешено забилось, когда я увидела Джеймса. У него на щеке была повязка – как раз там, где его задела пуля. Он подошел к рыжеволосой женщине, и я увидела, как он положил руки ей на плечи, притягивая к себе. Ее лицо засветилось, когда она с обожанием посмотрела на него, прижалась губами к его губам, от чего меня затошнило. Он вызывал отвращение, он пытался заняться со мной сексом против моей воли, а эта женщина радуется, что он ее коснулся. Это безумие.

Я напряглась, а Джеймс рассмеялся.

Женщина закатила глаза и толкнула его под ребра, их игривость тревожила.

Я с любопытством уставилась на него, всматриваясь в незнакомые черты. У него были светлые волосы, которые уже поседели, а голубые глаза немного косили, нос был большим и четко очерченным. Он был уже немолодым, судя по морщинам на его лице, мне показалось, что ему не меньше шестидесяти, если не больше.

Я нахмурилась, когда раздались слова на незнакомом языке, и он улыбнулся.