Тамара не стала спорить. Не говоря ни слова, она вышла за ним за дверь. На улице она сердито взглянула на него, возмущенная его грубостью и бесцеремонностью, с которыми он заставил ее обратить на себя внимание.
— Да? — ледяным голосом спросила она. — Что вам нужно?
На деревенской улице они были так же заметны, как и в тесноте почты, и Росс раздраженно огляделся. В узком переулке был припаркован блестящий зеленый автомобиль, и Тамара узнала «астон- мартин».
— Пошли, — сказал он, указывая на машину. — Здесь слишком людно.
— А что, наш разговор будет носить частный характер? — спросила она холодно.
Росс проигнорировал ее вопрос и, взяв ее за локоть, направился к машине. Тамара вырвала руку.
— Что бы вы ни хотели мне сказать, это можно сделать здесь! — ожесточенно воскликнула она.
Росс посмотрел на нее сверху вниз.
— Ты что, хочешь, чтобы я поднял тебя и запихал в машину? — рявкнул он.
Тамара закипела от гнева, но, сознавая, что за ними наблюдает чуть ли не вся деревня и с каждой минутой они привлекают все больше внимания, не ответила ему и села в машину. Росс захлопнул за ней дверцу, обошел автомобиль и сел на свое место. Он включил мощный двигатель, и машина с ревом двинулась по главной улице к проселочной дороге. Отъехав с четверть мили от деревни, он остановил машину, выключил двигатель, повернулся и посмотрел на нее.
Собрав всю волю, Тамара смотрела вперед. Ему не удастся унизить ее снова так, как он сделал это в коттедже! Мгновение он сверлил взглядом ее профиль, а затем вынул из кармана клочок бумаги. Он держал его перед ее глазами до тех пор, пока не вынудил ее посмотреть. Это был тот самый сделанный наспех рисунок, который она подарила Люси.
— Ну, — спросила она, не оборачиваясь, — и что?
— Каким образом ребенок получил это?
Теперь Тамара, не выдержав, взглянула на него холодно и зло.
— Почему вы не спросите у Люси? — ожесточенно воскликнула она.
Он уставился на нее. Глаза его сузились так, что нельзя было понять их выражение. Длинные ресницы скрывали глубину его странных глаз — порой серых, как море в штормовую погоду, порой зеленых, как сочная некошеная трава, а порой становившихся рыжевато-коричневыми, почти желтыми, напоминавшими глаза тигра. Сейчас они были стальными, как во время шторма, и холодными, как куски льда.
— Люси глухонемая, — сказал он сурово.
Услышав эти слова, Тамара онемела. Она, в свою очередь, не верила своим ушам. Да и как поверить в то, что этот растрепанный здоровый ребенок не может ни слышать, ни говорить? Неудивительно, что она была похожа на дикого испуганного зверька и не хотела знакомиться с чужим человеком.
Она недоверчиво покачала головой и неуверенно произнесла:
— Я… я прошу прощения!
Взгляд Росса не смягчился.
— Ты что же, не знала?
— Нет, конечно нет. Откуда же мне знать? Отец Донахью сплетнями не занимается, а больше я ни с кем не говорила.
— Разве Стивен тебе не сказал?
— Нет.
Тамара выскользнула из машины. Взгляд Росса был слишком настойчивым, слишком проницательным. Она боялась, что он разглядит в глубине ее глаз нечто, что выдаст охватившее ее ужасное чувство беспомощности.
Росс тоже вышел из машины, высокий, темный, угрожающий. Ни один мускул не дрогнул на его каменном лице, когда он говорил о неполноценности своей дочери.
— Так что же? — повторил он. — Каким образом это оказалось у Люси? — Он указал на рисунок.