то, ничего хорошего ждать не следует, но отвечать за несделанное вдвойне обидно.
– Вы понимаете, что вы натворили со своими товарищами? Что это – саботаж?!
Политрук крейсера «Сибирь» был молод, очки поблескивали проницательно и строго. За его спиной в иллюминаторе светили звезды, и Звезда Смерти, казалось, находится прямо за ухом политрука. В углу, за личным мобильным пультом, сидел полковник космодесантных войск, обсуждая что-то вполголоса с вице- адмиралом.
Никита находился в командирской рубке «Сибири», приближавшейся к Сфере Мира, где служили самовольщики. Похоже, служили в прошедшем времени. И где Никиту и его товарищей ждал трибунал, наказание, а может быть, и позорная демобилизация.
– Сегодня же сдайте военный билет и обмундирование, – скучающим голосом пропесочивал жертву политрук. – Дисциплина – основа советской армии и флота…
– Но я…
– Кру-гом!
Все-таки прав был бригадир Кошевой. Отправили из армии обратно натуральным пендюлем….
В спину ударило:
– Успехов на гражданке, товарищ бывший рядовой Перепенько.
Что-то закоротило в мозгах. Никита развернулся, выпалил:
– А только я так вам скажу, товарищ политрук: под трибунал пойду, но о сделанном – не жалею!
Политрук хмыкнул, потянулся к папке на столе. Нарочито медленно принялся листать.
– И кто ж это такого на поруки взял?
Никита развернулся, как во сне, и направился к выходу. И, когда он уже перешагнул порог рубки, раздался голос:
– Перепенько, вернитесь.
Голос принадлежал флотскому с погонами вице-адмирала.
– Мы, товарищ политрук, всё же не Америка… У нас дисциплина – безоговорочная, но не муштра. Разницу надо понимать диалектически. Это суини какому-нибудь приказали – и он, сука, на мирный город бомбу бросил.
– А у нас приветствуется личная инициатива! – назидательно поднял палец политрук «Сибири».
Вице-адмирал неодобрительно на него покосился.
– У американцев назовут тебя лягушкой – они садятся и квакают…
– А у нас – сначала получают разрешение на квакание, – добавил политрук.
Вице-адмирал снова покосился на него и продолжил:
– Вот что, Перепенько… Мы – советские люди. Мы умеем рассуждать и принимать решения. Зная, что за ошибку будет ждать трибунал, – вице-адмирал чеканил слова, намертво вбивая их в наэлектризованный воздух. – Но иногда надо рискнуть своей шкурой, чтобы этой самой шкурой не быть… Чему улыбаешься, Перепенько?
– Выразились вы интересно, товарищ вице-адмирал. У нас во взводе парень есть, Туве Койвисто, он каламбуры любит. И стихи пишет. В свободное от нарядов время.
Вице-адмирал тоже усмехнулся:
– Все вы там, как я понимаю, добровольцы?
– Так точно, товарищ вице-адмирал! Мы все вместе девчонок освобождать полетели, ну, кроме американцев. Их мы немного обманули…
– То есть еще придется расхлебывать международный инцидент. М-да. – Вице-адмирал переглянулся с политруком. – Эх, вы, тактики-стратеги…
Политрук демонстративно закрыл папку с личным делом Перепенько.
– Вы же сказали, товарищ политрук, что у нас приветствуется личная инициатива!
– Приветствуется, – наставительно произнес политрук. – Но наказывается.
– Так что же, нам свою волю, волю советского человека на электронные мозги поменять? – исподлобья взглянул Никита.