– Ей-богу, если ты сейчас же не спустишься, я поднимусь и сам выволоку тебя из квартиры. И мне будет наплевать, одета ты или нет. Даю три минуты на сборы.

Миа швырнула трубку домофона. Ярость переполняла ее. Она вернулась к дивану и шумно плюхнулась рядом с Кэролайн.

– Слушай, – протянула Кэролайн, – если он внизу и требует, чтобы ты спустилась, то он всяко отклеился от этой Блонди.

– Думаешь, я поведусь на это спесивое хамство? – изумилась Миа.

– Давай так, – пожала плечами Кэролайн. – Я абсолютно уверена, что он поднимется и вытащит тебя из квартиры. Может, лучше пойти по-хорошему и напрямую спросить про шашни с Блонди? В конце концов, он здесь, а она – нет. – Кэролайн посмотрела на часы. – У тебя две минуты до того, как он разнесет квартиру.

Вздохнув, Миа опрометью кинулась в спальню, сама не понимая, почему после случившегося еще разговаривала с Гейбом. Ее до сих пор мутило. Однако она поспешно натянула футболку и джинсы, затем вспомнила про работу и побросала в сумку еще кое-какие вещи. Лучше подготовиться, чем потом пожалеть.

Заскочив в ванную за туалетными принадлежностями, она промчалась мимо Кэролайн и послала воздушный поцелуй.

– Напиши мне, что жива, иначе я подумаю, что он тебя прибил, и начну звонить в полицию, – сказала Кэролайн.

Миа махнула ей, выскочила из квартиры и влетела в лифт. Когда двери открылись, Миа увидела Гейба. Он стоял в нескольких футах, выпятив челюсть и свирепо вращая глазами.

Он направился к ней, не дав ей сделать ни шагу. Здоровенный, разъяренный альфа-самец, явившийся взять свое.

Гейб грубо схватил ее за руку и поволок мимо насторожившегося консьержа. Миа успела ободряюще тому улыбнуться. Ей вовсе не хотелось, чтобы консьерж вызвал полицию. Гейб держал ее мертвой хваткой, от него исходили жаркие волны злости.

Что он себе позволяет? С чего он так вызверился? Можно подумать, что это она подцепила кого-то и пошла танцевать.

Открыв заднюю дверь, Гейб втолкнул Миа в салон, обошел вокруг машины и сел сам. Как только он очутился внутри, автомобиль тронулся.

– Гейб…

Он повернул к ней перекошенное от злости лицо:

– Лучше заткнись, Миа. Ни слова! Я слишком сердит, чтобы соображать. Я должен успокоиться, а там подумаю, говорить ли с тобой вообще.