— В пятницу мать обычно напивалась и отключалась. Она спала, и я мог спокойно смотреть мультики. Так было, пока мы не лишились кабельного телевидения.

Габриель слегка улыбнулся, и Джулия едва не заплакала, представив его грустным маленьким мальчиком, чьим единственным счастьем было несколько субботних утренних часов, когда он мог смотреть мультфильмы.

— Я сам себе готовил завтрак. Либо какие-нибудь хлопья, либо тосты с арахисовым маслом. — Он тряхнул головой. — Часто у нас в доме не было молока. Тогда я заливал хлопья апельсиновым соком.

— И как это было на вкус?

— Ужасно. Это был даже не настоящий сок, а какой-то апельсиновый напиток. — Габриель рассеянно гладил ей волосы. — Уверен, психоаналитик наговорил бы кучу слов о связи между моим детством и моим пристрастием к изящным вещам.

Джулия порывисто обняла его за шею, и часть воды выплеснулась из ванны на пол.

— Дорогая, в чем дело?

— Ни в чем, — ответила она, утыкаясь ему в плечо. — Я так сильно тебя люблю, что иногда мне становится больно.

Габриель нежно ее обнял.

— Мне это знакомо. Такое же состояние я испытал двадцать с лишним лет назад. Грейс была мне больше чем мать. Я очень жалею, что не был рядом с нею, когда она умирала. Я даже упустил возможность проститься с ней.

— Габриель, она это знала. Знала, как сильно ты ее любишь.

— Наверное, твое детство было еще печальнее моего.

Джулия шмыгнула носом, но ничего не сказала.

— Если жестокость делает людей уродливыми, у твоей матери, наверное, был весьма отталкивающий вид. Моя родная мать была нерадивой и равнодушной, но никогда не обращалась со мной жестоко. — Габриель помолчал, думая, стоит ли поднимать тему, которую они оба тщательно избегали с самого начала их путешествия. — Когда я познакомился с Кристой Петерсон, она показалась мне уродливой. Я в долгу перед тобой за то, что уберегла меня от секса с нею. Хотя склонен думать, что, даже будучи сильно пьяным, я бы не позарился на нее.

Джулия прислонилась к стенке ванны, играя с прядкой своих волос.

— Поговори со мной, — попросил Габриель, приподнимая ей подбородок и тем самым заставляя смотреть ему в глаза.

— Мне неприятно вспоминать, как я видела вас вместе.

— Тогда вспоминай, как милосердно ты спасла меня от нее.

— Она пытается сломать тебе карьеру.

— Правда все равно раскроется. Ты сама говорила, что Пол слышал о ее планах насчет меня. Надеюсь, ее провалят на защите и мы забудем о ее существовании.

— Я не хочу, чтобы ее провалили, — тихо возразила Джулия. — Тогда я окажусь такой же уродиной, как она, радуясь ее несчастью.

Лицо Габриеля сделалось сердитым.

— Она постоянно говорила гадости в твой адрес. Жаль, что ты ни разу не поставила ее на место.

— Я уже достаточно большая, чтобы обзываться, даже если кто-то этого заслуживает. Мы не в яслях.

Габриель слегка щелкнул ее по носу.

— И где ты набралась такой мудрости? Смотря передачи из серии «Улица Сезам»?

— Одно из преимуществ католического воспитания, — пробормотала Джулия. — А может, немного позаимствовала у Лилиан Хеллман.

— Как это понимать?

— У Лилиан Хеллман есть пьеса «Лисички». Там одна девушка говорит своей матери, что некоторые люди пожирают землю, словно саранча, а другие просто стоят и смотрят. Девушка обещает матери, что она