– Ха-ха.
– Ха-ха.
– Ха-ха.
– Ой нет, лучше давайте продолжим, – тревожно улыбаясь, забеспокоилась матушка. – Я только- только начала входить во вкус.
– Тогда тебе стоит дать нам хоть немножко отыграться, ха-ха, – сказал господин Честни. – Ха- ха.
– Ха-ха.
– Ха-ха.
– Ха-ха. А как насчет сыграть по доллару? Ха-ха?
– О, сдается мне, что такая азартная дама будет не против сыграть по доллару, – сказал третий.
– Ха-ха!
Матушка взглянула на свою кучу пенни. Мгновение она как будто пребывала в нерешительности, но потом – как рассудили по ее виду трое шулеров – осознала: ну разве может она проиграть, коль пошла такая пруха?
– Давайте! – воскликнула матушка. – По доллару так по доллару! – Она порозовела. – Это так возбуждает, верно?
– Точно, – согласился господин Честни и потянул к себе колоду.
Раздался ужасный грохот. Все трое шулеров уставились на стойку, с которой сыпались осколки зеркала.
– Что случилось?
Матушка одарила господина Честни милой старушечьей улыбкой. Она вроде и не обратила внимания на происшествие.
– Должно быть, стакан, который тот парень вытирал, выскользнул у него из руки и угодил прямиком в зеркало, – объяснила она. – Надеюсь, бедняжке не придется платить за ущерб из своего кармана.
Ее партнеры переглянулись.
– Продолжим, – сказала матушка. – Мой доллар уже весь наготове.
Господин Честни нервно взглянул на осиротевшую раму. Потом пожал плечами.
От этого движения что-то где-то высвободилось. Послышался приглушенный щелчок, как будто мышеловка сделала свое черное дело. Господин Честни побелел и схватился за рукав. Оттуда вывалилось небольшое металлическое приспособление, состоящее в основном из пружин и гнутых проволочек. Среди них застрял помятый туз пик.
– Оп-па! – выразилась матушка.
Маграт через окошко заглянула в салон.
– Ну, что она там делает? – прошипела нянюшка Ягг.
– Снова улыбается, – ответила Маграт.
Нянюшка Ягг покачала головой.
– Йогоистка, – только и сказала она.
Матушка Ветровоск придерживалась того самого метода игры, который приводит в бессильную ярость профессиональных игроков по всей множественной вселенной.
Она держала карты в кулачке тесно сдвинутыми и в нескольких дюймах от лица, так что разглядеть можно было только самые их краешки. Она смотрела на свои карты так, словно боялась ненароком их обидеть. И создавалось впечатление, что она ни на мгновение не отрывает от них глаз, кроме как для того, чтобы быстро глянуть на стол.
И она очень, очень подолгу думала. И она никогда, никогда не рисковала.
Через двадцать пять минут она проиграла доллар, а господин Честни весь взмок. Матушка уже трижды любезно указывала ему, что он совершенно случайно сдал карту снизу колоды, а потом вообще попросила принести другую колоду «потому что, глядите, в этой у всех карт на обратной стороне какие-то черные точечки».
А все ее глаза… Они были виноваты. Он уже два раза пасовал с прекрасными тройственными дуркерами только для того, чтобы она выиграла с каким-то жалким двойным бублом. На третий раз, когда, как ему показалось, он наконец понял стиль ее игры, господин Честни пошел ва-банк – и его неплохой флюш угодил прямо в зубы пятерному дуркеру, который старая кошелка собирала, должно быть, целый век. А потом – тут у него даже костяшки пальцев побелели – потом эта ужасная, кошмарная карга еще и говорит: «Так я что же, выиграла? Со всеми этими маленькими карточками? Ого, ну и везучая же я!»
После чего, глядя на карты, она начала что-то мурлыкать себе под нос. Раньше трое шулеров только приветствовали бы это. Перестук зубов, шевеление бровями, потирание ушей – такие жесты для человека, знающего значение всех этих незаметных сигналов, означали, что деньги уже хранятся у вас в чулке под матрасом. Но своей «прозрачностью» эта отвратительная старая карга больше походила на кучу угля. А ее мурлыканье было… завораживающим. Вы вдруг ловили себя на том, что пытаетесь разобрать мотив. От этого даже зубы начинали ныть. А потом она выкладывала жалкий неполный флюш в ответ на ваш столь же паршивый двухкарточный дуркер и удивленно спрашивала: «Что, неужто снова я?»