— выдавила из себя Рене.

Мишель на какое-то время потеряла дар речи. Потом она очнулась и начала совать в руки Рене белую сумку, которую при несла с собой.

— Ты можешь передать им это от меня?

— Если ты не возражаешь, я хотела бы знать... Мишель рухнула на диван, закрыв руками лицо.

— Когда Гедеон начал свой бизнес, он почти не бывал дома. Торговые выставки, презентации, всякое такое. Он ненавидел все это, но, когда уезжал, всегда оставлял детям кассету, чтобы они слышали его голос, пока он в отъезде. Иногда он рассказы вал какую-то сказку, иногда пел песню, произносил молитву.

— И что? — Рене не сводила глаз с сумки.

—Он любил придумывать всякие устройства. Собственно, в этом и состоял его бизнес. Перед смертью он придумал способ спрятать крошечный магнитофон в подушке. Когда на нее кладешь голову, кассета включается.

— Это так мило, — мягко сказала Рене. Мишель собралась с духом:

— Я помогала ему в его делах и кое-чему научилась. Здесь две маленькие подушечки с записанными мною кассетами. Детям будет легко брать их с собой в школу, а потом забирать домой. На обеих кассетах записаны просто сказки. На тот случай, если Эриксены догадаются что к чему, я не хочу, чтобы там было что-то личное.

Можно представить дело так, словно,..

— Да, это могло бы получиться,—голос раздался словно с неба. Мишель вздрогнула, но повернуться боялась — ожидая, что это полиция или торжествующий Энтони Эриксен. Но это оказалась пожилая женщина в инвалидном кресле с пультом управления в руках.

— Я вас не видела, — пробормотала Мишель, когда к ней вернулось дыхание.

—Не как подушка, конечно, — продолжала старуха, словно разговаривала сама с собой.

Мишель посмотрела на Рене, которая ощущала себя очень не ловко. Мишель догадалась, что Рене думает о том же, что и она,

— что это несчастная сумасшедшая, живущая в другом мире.

— Подушки — это предмет домашнего обихода. Как подушку это никогда не возьмут, — и она засмеялась сама себе, как будто вспомнила что-то.

Мишель и Рене снова переглянулись, на этот раз удивленно.

— Если это игрушка, она должна выглядеть как игрушка,

— бормотала старуха. — Так было, когда я была президентом.

Последние слова подтвердили подозрения Мишель. Женщина казалась крохотной в своем кресле, волосы у нее были редкие, всклокоченные и совершенно седые. Голос, однако, звучал уверенно.

Рене закусила губу.

— Мне действительно нужно возвращаться к хору, — сказала она.

Мишель вздрогнула. Ники, Ханна! Но ничего пока сделать было нельзя.

— Не забудь про подушки.

— Не забуду, можешь быть уверена, — Рене ободряюще обняла ее.

— Ники сумеет спрятать их, — продолжала Мишель. Она встала с дивана и вцепилась в руку Рене — словно, задерживая ее, она чуть дольше оставалась вблизи детей. — Я не хотела бы учить их вранью, но...

Рене мягко высвободила руку.

— Мики, я все прекрасно понимаю... — она оглянулась на женщину в инвалидном кресле. — Ну, все, мне пора идти.

Она говорила громко, очевидно полагая, что старуха туговата на ухо.

— Меня зовут Тилли, кстати, — сказала женщина тоже громче обычного. — Тилли Вальчак. Я бы пожала вам руку, но мне одна из тех девочек, что приходят сюда раз в неделю, только что сделала маникюр.